День шел.
Позже я должна была признать, что день выдался не таким уж и плохим. Утомительным? Определенно. К вечеру и Шину с трудом могла разговаривать, но…
Перелом случился после полудня.
Закончилось представление. Съедены были закуски, а до вечера, когда на помост должны были выйти заклинатели огня, оставалось немало времени. И люди разбрелись по саду.
К нам тоже подходили.
И те, кому было всего-навсего любопытно и хотелось взглянуть, на тьерингов ли, на падших ли женщин, которым вздумалось выйти на люди — вот бесстыжие… и те, кто искал необычного, и случайные покупатели, которым просто понравилась та или иная вещь.
Люди бедные.
И состоятельные.
И весьма состоятельные, окруженные свитой, что ульи пчелами. Эти держались отрешенно, казалось, на самом деле их не интересует ничего, но…
Переливались меха в умелых руках Шину.
Шел торг.
Дрожали веера в руках женщин, ярких, что бабочки. Хмурились господа, старались слуги… и драгоценная рухлядь бережно укладывалась в корзины.
Как то незаметно исчезли бочонки с китовым жиром. Этого покупателя тьеринги нашли сами. Он же забрал и нарвальи рога и долго пытался подступиться к ширме…
Их было так много, людей, что в какой-то момент я совершенно потерялась во времени и круговороте…
Сумерки принесли прохладу.
И зажгли сотни бумажных фонариков, которыми по распоряжению Наместника был украшен сад. Белый, розовый, голубой… меня замутило.
Русалочья ночь закончилась, но… почему-то это разноцветное великолепие вызывало одно желание — поскорее вернуться домой. Запереть окна и двери. Спрятаться.
— Мои люди вас проводят. — Тьеринг был хмур, и вряд ли потому, что торг не удался. Похоже, и у него возникли не самые приятные ассоциации. А нервная дрожь струн — неподалеку от нас устроились музыканты — добавляла некоторой напряженности пейзажу. Вот и мерещилось. Определенно мерещилось.
Фарфоровая маска красавицы, что проплывала мимо, сопровождаемая сонмом служанок, треснула, и выглянуло из-под нее… нечто.
Домой.
Ноги омыть.
Волосы распустить.
Выпить чашку горячего чая и спать…
Красавица задержалась на мгновение, одарив меня насмешливым взглядом: мол, не узнала? А мы ведь знакомы… там, в переулке… видишь, я умею плести сети. А ты, никчемная человечишка, только и способна, что дрожать и ждать смиренно, когда же…
Над высокой прической, украшенной золотыми хризантемами, раскрылся бумажный зонт.
Мы заработали почти тысячу золотых цехинов, не считая того, что обещал нам тьеринг за ширму. Совершенно неприличная, как по мнению Иоко, сумма в пять тысяч лепестков его почему-то не испугала. И хотя Шину шептала, что сумму можно и снизить, но не больше чем на пять сотен, торговаться Урлак не стал.
Только попросил время.
Мол, этакую красоту в сырой корабль нести совесть не позволит, а дом приличный ставить… куда дому да без хозяйки-то?
И в глаза заглянул.
А мы сделали вид, что не понимаем. Вот совершенно не понимаем и ширму придержим. И денег подождем. Только недолго, а то ведь бедным женщинам в мире нынешнем без денег тяжко.
Как бы там ни было, ярмарку можно было считать удавшейся. И вот мы, вшестером, сидим вокруг столика, на котором возвышаются башенки золотых монет. Сидим и смотрим.
Давно сидим.
Смотрим.
Я даю им прочувствовать момент.
Вот деньги.
Не просто деньги, взятые из абстрактного сундука, в который их кладет отец, или супруг, или старший родственник, взявший на себя труд заняться чужим хозяйством. Разве женщина сама способна правильно распорядиться этакой суммой? Заработать этакую сумму?
Юкико держится за щеки, которые пламенеют, будто ей пощечин надавали. Мацухито с трудом удерживается, чтобы не потрогать золото, убедиться, что оно настоящее… То одна, то другая ее рука, бледная и вялая, показывается из складок шелка, чтобы в них же исчезнуть.
Шину громко вздыхает.
Уж ей-то приходилось, верно, видеть немало, но… одно дело — деньги мужа. И другое — собственные.
Араши подергивает плечами, нервно так, что становилось ясно: ей бы сейчас вскочить, заорать, но она сдерживает недостойный порыв… Кэед бледна. Спокойна.
И она первая задала вопрос:
— Что теперь?
Хороший вопрос…
— Крышу починим. Утеплим стены. Обновим дом изнутри. Хорошо бы вы подумали, что именно вам понадобится на ближайшее время. Какими вы бы хотели видеть свои комнаты.
— Деньги надо закопать. — Мацухито все-таки решилась коснуться монетки и, естественно, обрушила башенку.
— Аккуратней, криворукая ты наша, — почти дружелюбно произнесла Кэед. — И зачем закапывать?
— Чтобы не украли…
— Пусть только попробуют! — Араши вскочила, едва не обрушив весь стол, и золотые башни осыпались, а монеты покатились на пол, где и были пойманы. Признаться, грудой золото выглядело вовсе не так уж впечатляюще. Да и груда получилась, мягко говоря, небольшая.
Не груда — холмик.
— Если захотят, то и попробуют. И придут, и возьмут… — Кэед повертела монетку и убрала. — Но деньги унести стоит… скажем, доверенному человеку…
— …которого потом будешь искать по всем Островам? — Араши рубанула ладонью над столом. — Это наши деньги и…
— И их останется не так много, — прекратила я спор. — Мы не переживем зиму, если не позаботимся о доме. И о себе. У кого из вас есть теплая одежда? А сколько стоят горячие камни? Дрова? Тех, что привезли, хватит, чтобы не замерзнуть насмерть, но мало, чтобы в доме сохранить тепло. Ладно, на еду нам теперь хватит, но…
Вздох.
И шелест Юкико, которая после ярмарки стала еще более тихой и незаметной.
— Если никто не узнает, что они у нас есть…
— Узнает, — отмахнулась Кэед. — Слухи пойдут… уже пошли… а слухи такое дело… здесь и тысячи нет, а скажут, что мы продали украденных вещей на десятки тысяч…
— Почему украденных? — удивилась я.
— А как иначе? — Кэед оперлась на край стола и поморщилась. В последнее время ноги ее болели больше обычного. Она не жаловалась, но я чуяла запах мазей, которыми Мацухито натирала изуродованные ступни. И раздражение это взялось не на пустом месте.
— Никак… — Я подняла монету. — Я предлагаю следующее. На слухи мы повлиять не способны, а вот открыть лавку — вполне… если будет, чем торговать. И быть может, выручим меньше, нежели на ярмарке, но это все равно лучше, чем ничего. Да, мы можем остаток денег закопать и тратить потихоньку, но рано или поздно они закончатся.
