— Тише вы, неугомонные, — проворчала Шину. — А ты успокойся, ишь, привычку взяла. Чуть что, сразу в слезы… этак всю воду выплачешь и иссохнешь.
Юкико шмыгнула носом и уставилась на меня.
— Никто и никому тебя не отдаст, — вынуждена была признать я. И добавила: — Если сама того не захочешь.
Как-то вот… не хотелось мне умирать.
Совершенно.
Пусть и тело чужое, и мир с легкой безуминкой, но я все равно хочу жить.
— К нам тоже исиго заглядывал, — тихо добавила Мацухито. И тяжелый нож в ее руках ненадолго замер, чтобы вновь обрушиться на ни в чем не повинную головку лука. — Травы покупал… хороший был. И мне улыбался.
Она вздохнула.
Вот ведь… и как быть? Подчиниться божественной воле, рискуя собственным бытием? Или проигнорировать? Печать на руке тотчас ожила.
Понятно.
Нельзя игнорировать богов.
А ужин прошел в торжественном молчании, которое исиго поначалу пытался разрушить беседой, но вскоре устал. Или привык просто?
Ничего.
Это они поначалу, а дальше…
ГЛАВА 22
Дальше потянулись дни. Иногда шел снег, а иногда выглядывало солнце, и тогда все, что насыпало к обеду, таяло, оставляя темные лужицы на камне дорожек. Земля, переевшая влаги, потемнела, разбухла, вытолкнула редкие хворостинки трав.
Я вставала. Умывалась. Одевалась, благо оннасю завела привычку спать здесь же, в комнате, хотя я весьма настойчиво отправляла этого ребенка прочь. О нет, она уходила, но стоило мне уснуть, как возвращалась вновь, устраиваясь на циновке перед входом в комнату.
— Чего ты хочешь? — Я как-то очень быстро устала сражаться с ее упрямством, которому не имела объяснения.
— Госпожа хорошая. — Девочка искренне улыбнулась, и я заметила, что клыки ее еще немного выросли, да и пары их две, только вторые чуть поменьше и загнуты внутрь рта. — Я не хочу, чтобы госпожа умерла.
Что ж, ответ можно было считать исчерпывающим.
— Ты имя себе придумала? — Я позволяла ей расчесывать волосы, делая вид, будто не замечаю, что чешет она не гребнем, но собственными коготками.
Подумаешь, когти.
У меня тоже имеются. Правда, мои темные и туповатые, еще и потрескались, словно назло, а ее — полупрозрачные, этакие рыбьи крючки, которые прячутся в тонких пальчиках.
— Нет, госпожа. Их так много…
— Тебе помочь?
Она покачала головой и прищурилась.
— Спасибо, госпожа, но я сама… я не позволю вас обидеть.
Прозвучало это серьезно.
Нынешнее утро, если разобраться, мало чем отличалось от предыдущих. Терраса. Колдун, закутавшийся в шубу из белого зверя. Оказывается, он тоже мог мерзнуть.
Я знала, что вставал он незадолго до рассвета. Откуда? Дом рассказывал скрипами, пусть и обновленный, он не избавился от истинной сути своей и жаждал не только смотреть, но и говорить.
Я слушала.
Вот первой вздыхает доска под ногой Кэед. И тут же громко стучит резная трость. Кэед спит мало, то ли спешит с вышивкой своей, то ли боли вновь мучают… исиго дает ей что-то, я видела и отвернулась, не желая вмешиваться в эти чужие пока отношения.
Протяжный стон — это Шину идет на кухню. А вот шаги Мацухито, которая привычно разводит камин, не слышны. Дому не удалось подобрать для нее голос. Впрочем, это и не нужно, у дома есть иные способы.
Скрежет железа — Мацухито сдвигает решетку.
Она соскребает остатки золы с каменных внутренностей и работает спокойно, видно, что дело ей привычно. Дом ждет.
Стук входной двери.
Это уже исиго, он сперва проверяет защиту, которую повесил на забор, и только тогда возвращается на кухню. Он берет ведра и направляется к колодцу. Возвращается. И вновь идет.
Его никто не просил о помощи. Сама мысль эта внушает моим женщинам первобытный ужас, но… он приносит воду, не выливать же ее?
Сперва они хотели. И мне пришлось выйти, осадить Шину, которая сквозь зубы пыталась убедить Мацухито, что колдов скую воду пользовать не стоит.
Вода — она только вода…
Я попробовала ее, ледяную, слегка отдающую камнем — по утрам чувства обострялись — и осталась собой. Не превратилась ни в духа-тэнгу, ни в призрака, не упала к ногам бездыханным телом…
Шину это не слишком убедило. Я знаю, что она не просто долго кипятила воду — куда дольше, чем нужно было, — но и опускала в нее ветку омелы. Похлебке омела не мешала, а что до остального — пускай…
— Доброе утро. — Я присаживалась рядом.
— Доброе, — отвечал исиго.
И ветерок трогал цветные перышки в темных его волосах. Узор из перьев всякий раз был иным.
Мы пили чай.
Утренний. Заваренный — о ужас и попирание древних традиций — мною же и на скорую руку. Мы пили его молча, разглядывая террасу и думая каждый о своем.
— Сегодня она мне улыбнулась. — Исиго держал чашку в щепоти, и это тоже было неправильно, но никто в доме, даже Кэед, не рисковал указать ему на нарушение правил.
Боялись?
Или понимали, что он прекрасно осведомлен о всех этапах церемонии, просто… не считает нужным соблюдать чужие правила? Или вообще устал от правил?
— Юкико? У нее ведь срок скоро… вас не смущает?
— Дитя будет одаренным. — Колдун подогревал свой чай прямо в ладони, а у меня так не получалось. — Это хорошо… я бы принял его в свой дом… не факт, что у меня появятся собственные дети, а тут…
…целый уже готовый к использованию младенец.
— Скажите ей… и подарите что-нибудь для ребенка, а то ведь…
Мы все здесь старательно обходим тему грядущих родов. Несчастное дитя рискует начать жизнь прямо на циновке.
Исиго кивнул.
И отставил чашку.
— Сосредоточьтесь, — попросил он. — Сегодня должно получиться.
Он говорил это каждый день, а я делала вид, что верю.
Почему бы и нет?
Сила… на что это похоже? На поиски истины в черном кубе. Только куб внутри себя самой, а истина ускользает. Главное, что я продолжаю ощущать силу, я знаю, что она есть, где-то там, но… она проходит, что песок сквозь пальцы.
Или вода.
Вода журчит. Мой пруд не замерзает, да и тепло… относительно. Не стоит отвлекаться… сила — она не любит делиться моим вниманием. Ну же…
— Ты пытаешься ее подчинить. — Колдун спокоен. Он держит на ладони серебристый лист клена, который постепенно покрывается корочкой льда. И лед этот рождается на кончиках смуглых пальцев. — А надо просто почувствовать. Поверить… она есть.
