И мне, получается, тоже…
Юкико кивает.
Она тоже слышала эти истории. Я их не одобряю, но женщины все равно шепчутся на кухне, да и раньше… наша память хранит многое, и не всегда это полезно.
— Тогда почему?
— Я… не знаю. — Она вздыхает, и плечики опускаются. — Просто… нельзя туда идти.
Глаза с поволокой.
Застывшие слезы.
— Там опасно. — Юкико кусает губы. — Всем… ему тоже… я говорю, а он не верит.
Это прозвучало жалобой.
— Скажите, чтобы он туда не ходил… он вас послушает.
В этом, честно говоря, я изрядно сомневалась. Но слова Юкико честно передала. И исиго, ущипнув себя за ухо, произнес:
— Нехорошо…
А что нехорошо, не объяснил. Я же уточнять не стала. Хватало своих забот… тьеринг опять исчез, то ли в море ушел, то ли вороны принесли очередные слухи и он благоразумно решил держаться в стороне. Я его понимала — у каждого своя шкура, а в героических мужчин я давно перестала верить — и не осуждала. Хотя, признаюсь, было немного обидно.
Что до прочих…
— Я не уйду. — Шину мешала похлебку так, что во все стороны летели горячие капли. — И не просите…
— Не прошу.
Она кивнула и губы поджала.
Кэед, пересчитав монеты — осталась сотня золотых, по двадцать на каждую — ссыпала их в шелковый кошель, а его сунула под подушку. Пригодится.
— Если захотят избавиться, найдут где угодно. А к тебе я уже привыкла.
Это было произнесено с нотками снисходительности, будто Кэед приходилось объяснять ребенку вещи очевидные.
Мацухито к деньгам и не притронулась.
Всхлипнула и убежала.
Араши нахмурилась и погладила клинок.
— Пусть только сунется…
И призрачный мой страж заворчал, вот только уверенности ему не хватало… в общем, мы ждали. И ждали… и уставали от этого ожидания. Страх не исчез, скорее разум вытеснил его, прикрыв ворохом неотложных дел. А их, как ни странно, хватало… еще следовало бы заглянуть к моему знакомому дракону, ибо подозревала я, что завещание, оставленное у другого душеприказчика, исчезнет, если не сразу, то позже… У Наместника армия чиновников, которые ежедневно правят морем бумаг. И разве не способна в этом море затеряться маленькая капля?
А дракон…
На мою записку он не ответил. Соваться же к дракону без приглашения было по меньшей мере неразумно… как и выходить на улицу.
Но, признаюсь, третья неделя, проведенная взаперти, изрядно подорвала мое душевное состояние. Быть может, для местных подобная уединенная жизнь и являлась нормой, но меня не успокаивали ни садик, ни пруд, ни уж тем паче вид соседского забора.
И я решилась.
ГЛАВА 26
Не одна.
Араши и ее клинки.
Шину.
Мацухито с огромной корзиной, ремень которой лег поперек лба этакой сбруей.
— Мне надо отнести травы, — сказала она, потупившись. И руки спрятала в рукава. — Одному… человеку… достойному.
Уж надеюсь.
Выдать бы их всех замуж и… и что дальше? Печать зачесалась.
Вот же… а где мое пророчество, которое можно было принять за инструкцию? И думай теперь, нравится богам мой план или наоборот.
И чернолицый вновь снился.
Все три глаза его смотрели на меня.
В меня.
А перевязанные лентой губы шевелились, но ни слова божественного не долетело до моих ушей. В общем-то сон, пусть и навевал жуть, кошмаром не являлся, что, по идее, должно было бы несколько утешить, но вместо этого добавляло беспокойства.
Один бог — это еще ладно, а вот два — явный перебор.
До рынка мы добрались быстро.
Тот же запах рыбы.
Мухи над рядами. Циновки и товары… голоса и стук молотка… полудремлющий старик растирает в ступке травы, а еще более древняя старуха, опираясь на клюку, выговаривает ему что-то. Летят по воздуху шелка, сворачиваясь разноцветными шарами. Торговец молчалив, но его товар сам говорит за себя. И Мацухито ненадолго останавливается у лавки.
Алый.
Зеленый.
А мой взгляд цепляется за сверток искристо-белого траурного шелка, который притаился в самом углу. Верно, его и вовсе убрали бы, но… не принято.
Все в этом мире не вечно.
Особенно люди.
Мы ходим.
Гуляем.
И в какой-то момент Мацухито отстает. Я останавливаюсь было, чтобы ее подождать, но Шину качает головой: не стоит.
— И что произошло?
— Старый знакомый. Она так сказала. На празднике встретились…
Я пропустила. Пожалуй, Мацухито — самая незаметная из моих подопечных. Но это не повод не присматривать за ней.
— Он письмо прислал… — сказала Шину, будто это могло что-то да объяснить.
Что ж… надеюсь, она знает, что делает.
Или нет?
Откуда ей. Но… не искать же Мацухито по всему рынку. Это как то… глупо. И противный голос внутри меня за шептал, что будет лучше, если она сама о себе позаботится. Это вообще-то нормально, взрослым людям заботиться о себе. И…
— Мне тут шепнули, что старый Юрако готов продать свою лавку. — Шину переключила мои мысли на куда более насущные вопросы. — Она, конечно, древняя, но в хорошем месте стоит. И люди знают…
Как ни странно, но оказалось, что одного разрешения для открытия своего дела недостаточно. Требовалось купить место на рынке, и земля здесь была весьма недешева. Да и люди, привыкшие жить торговлей, не спешили расставаться со своим правом.
А потому о выборе как таковом речи вообще не шло.
Лавка старика Юрако и вправду была древней. Пожалуй, возведенная в незапамятные времена, когда острова были больше, солнце ярче, а море само приводило к берегам огромных рыбин, она ныне вросла в землю. Потемневшая крыша покосилась. Ее чинили, и не единожды, и потому казалось, что крыша эта составлена из разноцветных лоскутов, которые, впрочем, ставили криво. И готова поклясться, что во время дождя эта крыша текла, как хорошее решето.
А дожди здесь случались частенько.
Темные стены, поросшие желтым лишайником, даже на вид были ненадежны. Ткни в такую пальцем, и она провалится в гнилое нутро дерева.
Пахло в лавке травами.
И еще гнилью.
Запах был резким, раздражающим.
Да здесь одним ремонтом не обойдешься. Дом сносить придется и отстраивать наново, но… место и вправду хорошее. Слева возвышалась лавка золотых дел мастера. Справа — торговали шелками. И чуть дальше — чаями. Никакой рыбы, мяса или шкур. Здесь и площадь-то была чистой. Ни шелухи, ни рыбьей чешуи и внутренностей, которые бы вываливали под ноги.
