И почему-то у меня крайне неприятное чувство, что для всего этого товара в лавке не найдется места. Она уже сейчас оставила маленький закуток, а если меня не станет… ее ждет большое разочарование.
Я не сдержала улыбки.
И кивнула Мацухито.
— Не стоит сильно увлекаться… — это было сказано Шину, но Араши тихо захихикала, а Шину, услышав этот смех, вспыхнула.
— В лавке не может быть все и сразу. Лучше взять тот товар, который мы точно сумеем продать, чем. — Она замолчала, явно подбирая слова. — На ярмарке нам повезло… только повезло… а нам надо платить подати… и за разрешение… и рыночный сбор… чиновничий…
— Заплатим.
Не в сборах дело. И теперь я понимала это куда более явно, нежели раньше. Она искала это место для себя. Наверняка были и иные лавки на продажу, но мне, ничего не мыслящей в нынешних рыночных реалиях, можно было подсунуть то, что приглянулось Шину.
Почему она не выкупила лавку сама?
Потому ли, что денег не было? В этом я начинаю сомневаться. Деньги у нее имелись, а если не у нее, то у супруга… не доверяла ему?
Тогда бы не пошла замуж.
Или… дело не в ней, а в старике Юрако, который, сколь помнится, был весьма привередлив к покупателям…
А я?
Меня она считала беспомощной.
И слепой.
Решившей вдруг совершить подвиг, а ничего глупее и придумать нельзя. И разрешение… у нее наверняка остались знакомые с той, прошлой жизни, которые могли бы помочь с разрешением на торговлю. Не бесплатно, само собой, но…
Я вышла.
Чтобы не видеть, чтобы дать себе время и справиться с яростью ли, душившей меня, и с обидой Иоко, которая совершенно искренне не понимала, как так можно.
Обыкновенно.
В прошлой жизни я точно знала: слабым не место на рынке. И глупым. И если человек позволяет собой манипулировать, то так тому и быть… а чувства его… кто вообще думает о чувствах?
Неприятно.
И видится в этой горечи этакая высшая справедливость. Да, было такое, что я использовала людей. А теперь вот используют меня. И стоит ли падать из-за этого в обморок?
Нет.
А вот проверить, что за чудо-зелье в тех кувшинах хранят, стоит.
Я и не заметила, как рядом оказалась Мацухито. Порой та умела становиться невидимой. Она явно хотела что-то сказать, но не находила подходящих слов, а потому просто стояла и щипала рукав.
— Мне кажется, — я улыбнулась ей, — нам стоит поискать красивые вазы. Или сосуды. Туда можно сложить травы, и они не будут рассыпаться.
Мацухито тихо сказала:
— Она не позволит…
— Эта лавка принадлежит не Шину.
— Она так не думает.
— Это ее беда.
Мацухито вздохнула и, ущипнув себя за руку, надо полагать, для придания смелости, произнесла:
— Она говорит, что вам уже недолго осталось, что… колдун уже забрал вашу душу, а если позволяет ей остаться здесь, то лишь по своей надобности…
Очаровательно.
И ожидаемо.
— А когда вас не станет, то… нам некуда будет податься. И если мы не хотим оказаться на улице… в Веселом квартале, то надо слушать ее… делать, что говорит, — последние слова Мацухито произнесла шепотом и боязливо покосилась на дверь лавки.
И да, за нами наблюдали.
Внимательно.
А ведь все куда хуже, чем мне представлялось. Манипуляции — это одно, тут уж я сама виновата, слишком поверила, шантаж же, как говорится, совсем другая статья.
— Кэед злится… Араши сказала, что скорее уйдет, чем…
— А ты?
Мацухито потупилась и, съежившись еще больше, прошептала:
— Я… не знаю… он… пока ничего не сказал…
Все-таки с некоторыми людьми невероятно сложно разговаривать.
Мацухито бледнела.
Краснела.
Заикалась.
Несколько раз порывалась лишиться чувств и дважды расплакалась, хотя, видят местные боги, ничего-то ужасного в ее истории не было.
Он был целителем. Не сказать чтобы другом семьи, но всяко знакомым ее брата. И некогда держал лавку, пока однажды не покинул город, чтобы…
Зачем, я так и не поняла, но списала на обстоятельства непреодолимой силы. А что, на них почти все списать можно. В общем, уехал.
Исчез.
А потом вернулся, чтобы открыть свою лавку. Или не лавку, а практику, тут я опять же не очень поняла. Главное, встретились они на ярмарке.
И разговорились.
Нет, Мацухито не жаловалась на судьбу… а он рассказывал о стране Хинай, море и дворце Императора, в котором удалось побывать… она — про травы…
…он про семью, с которой не сложилось.
…родители умерли.
…жена тоже умерла.
Детей у них не было и…
Встреча, и еще одна. Прогулки по саду, куда он имел право входить. Воспоминания, пусть и не совсем общие, но объединяющие… и поход в чайную, где Мацухито чувствовала себя совершенно не так, как всегда, а как именно, плохо или хорошо, она не знает.
Она вообще не знает, как быть дальше.
Если Шину станет хозяйкой дома, она наверняка запретит эти встречи. Она уже намекала, и не раз, что Мацухито позорит всех, как будто сама…
— Думаю, — я протянула платок, — нам стоит познакомиться с твоим… другом.
На бледных щеках вспыхнул румянец.
А зря, дружба — это уже неплохо.
Лысый.
Круглолицый, с ушами оттопыренными и полупрозрачными, что, впрочем, не мешало им то и дело розоветь, выдавая гамму чувств, испытываемых господином Нерако.
Пухлые ручки его все время пребывали в движении.
Пальчики шевелились, касаясь то излишне крупного носа, то губ, словно повелевая себе молчать, то дергали за усы, и, верно, вследствие того левый ус был много короче правого. И господин Нерако, зная о том, то и дело ровнял их.
Бесполезно.
Что еще… он был не то чтобы богат, все же это сложно определить с первого взгляда, скорее уж довольно состоятелен, если мог позволить себе халат из темного шелка, расшитый серебряными листьями. Пара гербов.
И массивная цепь, украшенная тремя круглыми кабошонами.
Маленькая шапочка, не прикрывающая лысину.
Перстни.
И тонкой работы очки. Пожалуй, именно они и удивили меня более всего.
— Хиньцы придумали, — сказал господин Нерако, застенчиво улыбаясь. — У меня с малых лет глаза слабы были, а так…
