Да-да! Каждый хотел бы бескорыстной удобной любви к себе. Это когда все для вас — только руку протяни, а с вас — ничего. Ну, или то, чего вам самим не жалко. Но так хотят все. А где те, кто будут стоять на полке в шкафу и любить по команде?
Таких нет, но каждый раз, когда мы встречаем человека, который говорит нам: «Я тебя люблю», — мы верим, что это такой человек, который будет счастлив пожертвовать собой. Просто так. Безвозмездно.
И некоторое время, пока он из вежливости живет в шкафу на полке, нас все устраивает. А потом ему надоедает, и он хочет слезть с полки. И вот тут начинается. Оказывается, что так он нам не нужен. И полетели ножи, вилки, стаканы, обвинения во лжи. Ты говорил мне, что любишь! Ты лжец!
Да нет. Не лжец. Он и сейчас любит.
Он любит, просто он не сказал, что именно он любит, а вы не уточнили. Вы сами придумали за него предмет его любви. Нельзя любить всего человека, можно только любить какую-то свою потребность, удовлетворяемую этим человеком или при помощи этого человека. И за это что-то делать для него в ответ.
От того, кто тебя любит, ждешь, что он поможет нам решить твои проблемы, назовем их огурцами, а ему в свою очередь нравятся те удовольствия, которые он получает от тебя, назовем их конфетами. Так вот. Когда он говорит, что любит тебя, он имеет в виду твои конфеты. И он какое-то время терпит огурцы за возможность получать конфеты. Но потом конфеты кончаются или надоедают, а огурцы никуда не делись. Они есть, их полное ведро огурцов. И тогда этот человек думает: а зачем мне эти огурцы, если конфет больше нет?
Нет. Он не врал, когда говорил, что любит, просто он сказал не всю правду. Он должен был сказать так: «Дорогая! Я люблю твои конфеты, я готов их есть вечно, а огурцы я готов потерпеть ради твоих конфет». Но ты ведь и сама могла бы понять! Ты ведь умная девочка! Ты ведь тоже не любишь чужие огурцы, тебе и своих хватает. Правда ведь?
Соня вертится в постели.
Флэшбеки дня беспокоят ее. Джонни. Его слова, его тело, его взгляды. Нет. Джонни тут не причем. Просто море, ветер. Это ее, Сонино настроение. Дело не в Джонни. Она пытается убедить себя в этом. Она встает, идет в душ, стоит под теплыми струями, вода немного успокаивает. Но Соню бесит то, что состояние словно инфекция, словно грипп, не поддается управлению. Словно захватчики вошли в крепость и расположились в ней, а она, хозяйка, перестала иметь право голоса.
Ад! Это же ад! Это раздражает.
Соня выходит из душа и недовольно зовет Оди.
— Ну! И что это?
Оди проявляется на кровати. Он смеется. Гадко смеется.
— Ну что? Недолго же ты сопротивлялась.
Соня падает рядом.
— Да. Ну и что? Ничего еще не случилось. Он не дурак. Почему бы мне не пообщаться с умным парнем?
Одиночество улыбается.
— Он-то не дурак, а ты — дура. Клюнула? Бедный Джонни, из-за девушки попал в тюрягу. Тебе ведь уже жалко его, да? А еще подарил раковину, которую прикупил на бульваре. Как же! Столько внимания, и все тебе, бедной Соне! Недолюбленной в детстве родной мамашей. Или что у тебя там случилось? От груди рано отняли? Что психологи говорят? Чем тебя привлекает истеричный инфантил Джонни, которому ты готова отдаться, даже имени его не зная?
— Вот я и хочу узнать его настоящее имя. Мне что, как Рита лежать на полотенце целыми днями? У меня все под контролем. Все это джаст фо фан.
— Вот-вот. Сначала джаст фо фан, а потом…
— Я всегда смогу прекратить это!
Оди заливается смехом. Соня начитает бить Оди подушкой, они устраивают потасовку. Соне становится легче.
— Послушай! Не ври себе! Ты уже не можешь уснуть из-за этого Джонни, которому на тебя наплевать. Он просто играет с тобой. Это же очевидно! Наверняка он сейчас кувыркается в постели с какой-то сучкой!
Соню это задевает.
— Но тут нет ничего другого, а мне скучно! Я уеду и забуду о нем!
— Ты меня хочешь обмануть? Или себя?
— Иди к черту!
Соня отворачивается и накрывает голову подушкой. Оди гладит Соню по спине. И устраивается рядом, как котенок.
— Ты будешь счастлива, Соня. Тогда, когда ты перестанешь этого ждать. Когда ты научишься танцевать и лететь не только в танго, когда ты поймешь, что все вокруг только танго. И поймешь это не умом, а телом. Ты паришься. Ты… Ладно. Может быть, Джонни сможет тебе объяснить.
Соня лежит с открытыми глазами и слушает Оди. Она не знает, что с ней. Ее тело — или душа? — рвется к Джонни, а ум молчит, словно строгий таможенник, не спешит ставить визу.
А Джонни? Что делает Джонни? Джонни стоит на балконе. В комнате все еще светится дисплей компьютера. Фотография Малышки почти обработана. Это шикарная фотография, она достойна лучших журналов мира. Но Джонни не думает об этом. Джонни думает о Соне.
ГЛАВА 27
Что хотел полицейский?
Соня спускается во двор к завтраку и видит, как из калитки уходит полицейский. Соня подходит к столу, за которым сидят все постояльцы.
Старик закрывает за ним дверь и возвращается в свой вечный огород. Живет он там, что ли? Петровна гремит посудой на кухне. Готовит еду для «свини». Она так необычно говорит «свиня», а еще смешно говорит «насыпать вам суп?». Не налить, а насыпать. Смешно. Сыплется же сухое, а мокрое льется. Но потом Соня узнала, что водопад называется Учан-Су, и в этом слове «су» обозначает «вода», она смирилась с тем, что Петровна «насыпает» чай и супы.
За столом уже все постояльцы в сборе. На завтрак яичница. Бесконечные помидоры. Огромные, мясистые. В сущности, единственная пища, которая абсолютно чиста с точки зрения греха, это плоды и ягоды. Они созданы, чтобы стать пищей и распространить свое семя при помощи животных и птиц.
Соня издали машет рукой и садится на свободное место.
— Привет, а зачем мент приходил? Кто-то из нас маньяк?
Отвечает Рита:
— Привет. Рассказывал правила поведения с маньяками.
— Кстати, неглупая лекция, — говорит Наталья, разрезая кусок колбасы. — Рассказал, на какие моменты обращать внимание, если вдруг с тобой заговорит подозрительный незнакомец.
Соня усмехается.
— Надеюсь, что мне это не понадобится. Я определилась с развлечениями до самого конца. Ветер и парус. Все, что я хочу.
Игорян не может, чтобы не отпустить шуточку.
— Вот на пляже отойдешь в кустики, а там…
Наталья возражает:
— В кустиках его, конечно, нет. Но неприятно ходить по улицам и в каждом подозревать маньяка. Страх — гадкое чувство.
— А вы-то че волнуетесь? — усмехается Рита. — Вы любого маньяка доведете до самоубийства!
— Да, — спокойно соглашается Наталья. — Ты права. Двадцать лет в школе можно приравнять к одной встрече с маньяком.
