Джонни останавливается рядом. Бросив парус, он спрыгивает с доски. Соня смущена. Она беззащитна, как маленькая девочка. И втайне хочет, конечно, чтобы кто-нибудь пожалел и пообещал, что завтра у нее все получится. Но этот кто-то тут единственный — Джонни. Они смотрят друг на друга, и Соня чувствует себя в плену у победителя.
Но она не согласна сдаться на его милость.
— Устала? Ты такая красивая сейчас, — говорит Джонни.
— Ага, — выдыхает Соня. Она вымотана и висит на доске. — Че пристал?
— Отдохнем тут немного? Или к берегу? Как ты хочешь?
Соня улыбается и качает головой.
— Твою мать, Джонни… Я боюсь тебя. Твои слова опаснее пуль.
— Прекрати. Что в них опасного?
— Они проскальзывают в мой мозг, как змеи, и я могу не заметить, как твои мысли станут моими.
Он понимает, о чем она, но отступать не собирается. Это же высший пилотаж, когда овца знает, что ее ведут на бойню и идет туда, распевая песни. И Джонни продолжает свою вкрадчивую атаку.
— Я просто спросил: отдохнем или пойдем к берегу? Что в этом плохого? У тебя паранойя, детка.
— Да. Паранойя, — соглашается Соня. — Но она мне дорога. И даже полезна. Смотри! Мы ведь уже отдыхаем. По крайней мере я. Я уже отдыхаю. То есть я приняла решение и выполняю его. И ты это видишь. Но! Почему ты заставляешь меня сделать выбор из уже выбранного?
— Ну-у-у… Просто так. Спросил. Нельзя спросить?
Соня продолжает лежать на доске.
— Ничего не просто. Просто сейчас ты заставил меня сделать выбор из очевидного, а потом я могу в нужный момент не заметить, как ты спровоцируешь меня на выбор из неочевидного. Да? Это твоя цель? Управлять моими желаниями? Зачем?
Джонни злится. В его глазах вспыхивает волчий огонек.
— И в мыслях не было. Ты придумала какую-то чушь.
— Ладно, — Соня соскальзывает с доски и начинает толкать серф к берегу.
Джонни обгоняет ее на парусе, увидев это, Соня тоже поднимается на доску и идет следом. Медленно, но ровно она финиширует.
И Джонни спрашивает ее:
— Так что насчет урока танго?
Это даже смешно. И Соня смеется. Послать бы Джонни к черту, но урок танго — это развлечение. А что еще делать здесь на берегу, если не развлекаться.
— Да! Да! — восклицает она и плещет в Джонни водой.
Он отвечает, и это превращается в игру.
Глава 30
Урок танго
На юге нет вечеров. На юге есть день и ночь. Короткий восход, короткий закат и еще день и ночь. Почти ровно пополам: день и ночь. Поэтому вечер — понятие чисто условное, перенесенное на юг из средней полосы, где в сумерках можно нежиться часа два, а то и три.
А здесь сразу темно. И темнота такая, как китайская тушь. Беспросветная. Как бессознание, как сон без сновидений. Чтобы чувствовать здесь себя существующим, нужен огонь, чтобы он выхватил пятнышко реальности из небытия тьмы. Или другой человек, чтобы держать его за руку, чтобы он тебя держал за руку, и тогда мир сжимается до вас двоих. Только ты и он. Он и она. И все. И звезды.
Нет. Не все. Еще горит тусклая лампочка внутри ангара, и костер танцует в логове, устроенном для него Джонни, а в мангале над крупными покупными углями жарятся шашлычки из местного осетра.
Рита следит за шашлычками, Соня следит за музыкой и за движениями Джонни.
Они танцуют на полосе песка, на твердой полосе мокрого песка, оставленного отливом. Бумбокс подключен к розетке в ангаре, но вокруг так тихо, что эхо музыки отдается от ближних гор. Кажется, что весь поселок слышит аккордеонные взвизги и стоны аргентинского танго. Только плеск моря и аккордеон, и голос Сони. Телам проще говорить в темноте: начальник уходит с таможни, и стражники позволяют себе расслабиться.
— Давай вместе! — говорит Соня. — Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь.
Они вместе выполняют шаги, повторяют несколько раз. Джонни спотыкается, пытается ничего не напутать, заплетается ногами, падает. Это смешно. Соня смеется.
— Прости! Ничего не выходит. Я такой тупой.
— Ага. Это тебе не под парусом на доске, — злорадствует Соня. — Тут соображать надо. Да! Да!
Они смеются.
— Смейся, смейся. Над…
— … бедным парнем с пляжа, — заканчивает Соня, и они вместе хохочут. — Знаешь, что такое танго?
Они так близко-близко, и Соня понимает, что глупо и дальше делать вид, что это просто урок танго и ничего больше.
— Танец? — Джонни валяет дурака.
И Соня это прекрасно видит. Но она все еще надеется, что наступит утро, и снова все вернется обратно. Джонни — ее инструктор, и она платит ему за серф. И все. И ничего больше. Если бы только не проклятая скука. Скука на стороне Джонни. Надо будет что-то придумать, чтобы уничтожить этого врага. Но это завтра, а сейчас… Джаст фо фан.
— Это когда два врага, мужчина и женщина, встречаются, чтобы убить друг друга и стать одним целым. Это охота.
— Мне нравится эта идея, — задумчиво произносит Джонни. — Но…
— Но сначала надо научиться не заплетаться ногами. Давай повторим. Раз, два…
Они снова начинают танцевать. Они смотрят друг другу в глаза, и их лица отражаются друг в друге. Лицо Сони становится похожим на лицо Джонни.
И вдруг случается что-то неожиданное. Облако фиолетовых бабочек трепещет вокруг них. И Соня видит этих бабочек, и Джонни тоже их видит, и они оба заворожены.
В темноте плещет море и играет танго из бумбокса.
Соня спотыкается и останавливается. Джонни смотрит на нее тревожно и поддерживает за локоть.
— Нога.
— Эй! Шашлыки готовы! — кричит Рита, держа шампуры. — Идите!
И они идут, и Джонни так и держит Соню за руку. Только уже у костра он отпускает ее и ждет, когда она усядется на ствол выброшенного морем дерева.
— Держите! — Рита передает шампуры Соне и Джонни. — Запах-то какой. М-м-м! С ума сойти!
— Хорошая рыбка. Свежая. Знаю, у кого покупать, — говорит Джонни и вгрызается в шашлык.
Соня смотрит на него и понимает, что Джонни сейчас кусает не мясо рыбы — плоть Сони. Ее тело. И она. Она тоже. Они вместе проваливаются в странный сон, где белыми сполохами в темноте мечутся их тела, где дыхание сливается в одно, где они чувствуют обжигающие волны страсти. И они грызут, грызут рыбу, убиенную вместо, принесенную в жертву. В жратву. А так они ели бы друг друга, обезумевшие от желания познать друг друга, аки младенец, познающий мир через сосец матери своей. Являясь в мир оттуда, из темноты матки, из темноты небытия, мы всю жизнь мучительно пытаемся понять, в чем тайна бытия. Как пустота превращается в пузырь, содержащий в себе жизнь, как эта жизнь проламывает пелены небытия, проявляясь из несуществования, и куда потом исчезает жизнь, оставив ненужное, использованное тело. Из глины вышел, в глину ушел. И сам есть глина. Дыхание глины.
