— Что-то изменилось, — констатирует Джонни. — Вчера ты была другой. Что-то случилось ночью. Что?
— Ничего.
Джонни начинает привязывать парус Сони, он долго возится с ним.
— Вот и все, — говорит он, закончив. — Доска прокатная. Полное дерьмо. Вот и все. Нет никакого заговора.
— Прости. Показалось так, — Соне стыдно. Теперь ей стыдно.
Джонни гладит Соню по мокрым волосам и воровато касается губами ее шеи.
— Что делаешь после обеда?
— Не знаю. Не думала. А что тут можно делать?
— Хочешь, поедем на Херсонес, руины посмотрим?
— Хочу.
Рука Джонни остается на ее талии.
Глава 34
Херсонес
Кипарисы, тополя, можжевельник. Люди ненадежны. Люди уходят, остаются тополя. Дорога, извиваясь, поднимается к Херсонесу. Смысл этого движения в иллюзии спасения. Все, что мы делаем, — это иллюзия спасения. Как будто бы в этом есть некий смысл. Вот посмотришь на руины, и вроде жизнь не зря прошла. Руины эти и тополя пережили, и еще переживут. А ты их видел. Вроде зачерпнул из вечности немного себе. Стал вечнее на все эти тысячи лет. Круто. И, в сущности, это так и есть. Что такое жизнь? В основном — воспоминания, планы и ощущения настоящего. Но самого настоящего-то нет никакого. Как отражение на воде. Есть оно? Нет. У него нет ни толщины, ни веса. Можно только смотреть на него. А у прошлого есть вес, оно было и осталось, и тем доказало свою состоятельность. Прошлое — это предметы, которые уже существует. Возможно, что страсть к созданию предметов просто выражает стремление людей остановить время, придать эфемерному плотность.
На Херсонесе тихо. Среди руин бродят туристы. Но тишина так огромна, что обрывки фраз почти не вредят ей. Только плеск моря и ветер.
Соня гладит кошку. Ветерок треплет рыжую шерсть.
— Да ты просто красотка. Мур-мур-мур.
Соня слышит щелчок фотоаппарата и, оглянувшись, видит, что Джонни фотографирует ее на профессиональный фотоаппарат.
— Ого! Машинка-то у тебя ничего себе! Это ты из-за нее рюкзак носишь все время?
— Ага.
— Покажи, — Соня подходит к Джонни и становится близко-близко, и сама подныривает под его руку. Бирюзовый шарфик закрывает лицо Джонни. Он убирает его и начинает нажимать кнопку, прощелкивая фотки.
Соне нравится она с кошкой, но ей этого мало. Она берет Джонни за руку и вытягивает ее вперед. Джонни послушно нажимает спуск. Теперь они вдвоем на фотке.
Они вместе смотрят на дисплей. Они очень похожи.
— Мы чем-то очень похожи, — говорит Соня. — Жаль, что я не помню в своем альбоме наших детских фоток.
— Да. Ты могла быть моей сестрой, — соглашается Джонни и начинает читать стихи.
Как будто мы не чужие,
Как будто бы не сироты,
Как будто бы мы когда-то
Были сестрой и братом.
Как будто бы все отныне,
Лишь радостью будет чревато.
И с красным дипломом пилота
Мы начинаем полеты.
Соня дослушивает до конца волнующий голос Джонни, выскальзывает из объятий и спрашивает:
— Ну что, братишка? Сыграем в правду?
— Давай.
— Как тебя зовут?
— Марк. Марк Даркман. Мама назвала меня Марком. Она была актрисой. Погибла в аварии. Дождь, ночь, вино. Мама была красавицей. С капитаном дальнего плавания на «Волге». Ничего не осталось, ни «Волги», ни капитана.
— Сколько тебе было?
— Три года. Рос с бабушкой.
Они стоят внутри руин и ничего не делают, они просто смотрят друг на друга, но они думают, и мысли отражаются на их лицах. И лицо Сони отражает лицо Джонни, а лицо Джонни отражает лицо Сони, и этот бесконечный коридор отражений все быстрее усиливает мысли, и лицо Джонни все ближе к лицу Сони, и дыхание касается кожи прежде, чем губы коснутся губ, и язык Джонни скользнет внутрь ее рта, в его влажное горячее нутро.
Соня умирает от поцелуя, но вдруг она открывает глаза, чтобы посмотреть на лицо Джонни, и ее поражает жестокость его выражения. Она доигрывает ситуацию и отстраняется от Джонни.
В желудке начинает ныть шрам оставшийся от Гомункулуса. Джонни не хочет ее выпускать, хотя и держит довольно мягко.
— Пусти, — Соня вырывается из его рук и идет к воде.
Волна разбивается у ее ног, и холодные брызги освежают лицо.
Джонни подходит к Соне. Соня смотрит за горизонт довольно суровым взглядом.
— Помнишь легенду об Икаре? — говорит она, не оборачиваясь. — Солнце — это любовь. Икар летит к любви. Он хочет любви, поэтому он делает крылья. Но крылья скреплены воском. Воском иллюзий. Воск тает, Икар падает и разбивается. Но неужели нельзя взлететь к Солнцу и остаться в живых?
— Он не рассчитывал остаться в живых. Он хотел узнать солнце и умереть. У него все получилось. Он хотел стать мертвым. Мертвому все равно. Его нельзя убить.
— Не верю. Птицы же летают!
— Хочешь взлететь к солнцу?
— Не знаю. Не могу решить. Не могу понять, чем скреплены мои крылья.
— Хочешь проверить?
Джонни легонько прикасается к спине Сони и подталкивает вперед, с камня. Короткий флэшбэк, в котором она летит с седьмого этажа, ослепляет ее, и она вскрикивает.
— Ты чего? Думала, я толкну? Я пошутил. Я бы схватил тебя. К тому же тут невысоко. Иди сюда.
Джонни обнимает Соню.
— Извини. Год назад я упала с балкона. Я, правда, хотела насмерть. Я думала, что после такого жить уже нельзя.
Джонни еще сильнее обнимает Соню, но Соня помнит этот взгляд, испугавший ее. Он слишком похож на взгляд Вадима. Ей хотелось бы заплакать и расслабиться, но этот взгляд останавливает ее.
— Пусти меня, Марк. Мне пора, — Соня упирается руками в грудь Джонни, и он неохотно разжимает руки.
— Почему?
— Потому, — Соня направляется к выходу. Она идет все быстрее и быстрее.
Джонни догоняет Соню.
— Что случилось? Что случилось?
— Извини, — говорит Соня. — Просто… Я не опоздаю на катер? Темнеет.
— Не опоздаешь. Идем, — Джонни берет ее за руку, и они уходят с территории музея.
Пристань. Толпа торопливо выходит с катера.
Соня смотрит на катер, она уже не думает о Джонни, она думает о вечере у Петровны.
— Не бойся меня, — говорит Джонни. — Я хочу, чтобы ты мне верила.
Соня ухмыляется.
— Что такое?
