— Ну, еще заплачь, — шутит он. — Если ты его боишься, то какого черта тебе от него надо? Ты сама лезешь в ловушку, как оса в банку с вареньем.
— Ты сказал — в ловушку?
— Знаешь, любой мужчина готовит женщине ловушку. Любовь — это ловушка. Важно найти слабое место и использовать его как приманку. А потом все просто. Хорошо приманенная добыла сама сделает все, что нужно. Приберется в клетке, сварит кофе и будет уверена, что она и есть хозяйка.
— Ты злой?
— Есть немного. Но я не защищаю Джонни. Если честно, он мне не нравится. Он псих. А от психов жди беды.
— Вот!
— Ты никогда не думала, почему женщины закрывают глаза во время секса?
— Нет. Так получается.
— Смешная… Наверное, не нужно, чтобы они видели это озверевшее существо с выпученными глазами. Пусть она его воображает там, внутри своего путешествия к катарсису.
— Думаешь? — Соня уже не так уверена в своем восприятии лица Джонни.
— К тому же не забывай, что Вадик сильно испортил твое зрение.
Соня смотрит в несущуюся навстречу ночь и пытается вспомнить Вадика. Но понимает, что забыла его лицо. Забыла. И ей не жаль этого. И не радостно от этого. Просто все равно. Все равно.
Глава 38
Отъезд Малышки
Посреди номера стоят чемоданы Малышки, администратор смотрит на сломанную кровать.
— Я заплачу, — говорит Малышка и лезет за кошельком.
Раздается стук в дверь. Джонни входит сияющий, светлый, свежий. Все смотрят не него. Джонни выдерживает паузу. Время в его руках. Он теперь хозяин времени, он считает секунды. Нет никаких секунд. Время — это события. И Джонни производит события. Он производит их в своей голове и выплескивает наружу.
Конечно, это всего лишь шоу. Но что не шоу? То шоу, к которому мы привыкли, кажется нам реальностью, но на самом деле не так уж оно и реально на поверку. Малышка спутана в чувствах, она опять чувствует подвох. Она опять чувствует, что вместо реальности ей подсунули кусок органзы. И Джонни помогает ей. Ничего не случится, это никак не изменит жизнь Малышки. Она сядет в поезд и уедет. Потом ветер унесет органзу, сверкающую в ее воспоминаниях, и останется жизнь Малышки. Но в этой новой жизни у нее будут фотки, на которых она прекрасна. Джонни уже ну будет, но будет что-то другое. Разве это плохо? Разве это не стоит того, чтобы у Джонни остался объектив? Разве нет?
Возможно, он не имеет права решать за Малышку ее судьбу, но таков Джонни. Это его выбор. В конце концов, мы все друг за друга принимаем решения и не несем за них ответственности. Мы роняем фразы, даже не думая о том, что они могут изменить чью-то жизнь. По крайней мере Джонни точно знает, что останется Малышке.
— Я не мог. Правда. Это все из-за жены. Ей стало плохо. Но я привез тебе фотки. Выставлю их на конкурс, если ты разрешишь.
Джонни швыряет на кровать пакет.
— Все нормально? — спрашивает Малышка у администратора.
— Да. Все хорошо.
Горничная и администратор уходят.
— Ну-ка! — Малышка раскрывает пакет и вытаскивает фотки.
Они великолепны.
— Это я? Я? — у Малышки от волнения пропадает голос.
— Ты.
— С ума сойти. Я — и вдруг красивая? — Малышка все еще не верит.
— Я хотел показать это тебе.
Джонни наклоняется к Малышке, чтобы поцеловать ее, но Малышка останавливает его.
— Почему я думала, что ты глупый лоботряс? Ты настоящий талант. Спасибо, Джонни. И прости. Я глупо себя вела.
Малышка вытирает слезы.
— Нормально все. Это я виноват.
— Я поняла все, — Малышка приходит в себя. — Твоя жена не парализована. Ты любишь ее. И ты прав.
И вот они на вокзале. Ночь. Но теперь их связывает нечто больше, чем все то, что происходило до этого. Между ними теперь нет ни игры, ни лжи. Правда — это самое дорогое, что один человек может предложить другому. У Джонни в руках сумка с техникой и сумка Малышки.
Малышка обнимает Джонни.
— Спасибо, Джонни. Никогда еще не была я так счастлива. И так несчастна.
Джонни легко целует ее в щеку. Он чувствует сквозь кожу звуки печали, что начинают звенеть в ее теле. Тело Малышки звенит будущей скукой, обыденностью офиса, настороженностью охоты — городской охоты за деньгами, за статусом, за самооценкой, за билетами на Крит, в Шарм-эль-Шейх, в Ниццу, на Бали, на Таити, в Эмираты. Пожалуй, минуты рая на берегу моря или океана — это и есть то реальное, что может оправдать бессмысленную беготню Малышки за деньгами. Дети? А что дети? Они уже выросли и начали свою беготню. И мы все улыбаемся и делаем вид, что все нормально, что мы верим, будто это и есть счастье.
Но на самом деле мы все хотим одного: назад в колыбельку, и чтобы мама давала грудь и вертела перед лицом погремушкой. Вот оно, счастье: сиська и погремушка.
А потом ты вырастаешь, и тебе больше не дают ни то ни другое. Впрочем, погремушку тебе могут дать, чтобы по-тихому присосаться к тебе, пока ты рассматриваешь блестящую безделушку.
И когда ты все понимаешь, ты начинаешь тосковать о настоящей погремушке. О бесплатной безопасной погремушке. Ты уже догадываешься, что так не бывает, поэтому соглашаешься притвориться, что где-то там — в Тае, на Бали, в Перу — можно найти бесплатную, неопасную игрушку. Так и есть. Турагентства заботятся о том, чтобы прайс не превышал твоих возможностей.
Но ты, черт возьми, все равно понимаешь, что погремушка фальшивая. Поэтому, встретив Джонни, который читает твои мысли и вытаскивает именно ту безделицу, о которой ты мечтала в детстве, ты не можешь сопротивляться. И тебя спасает то, что однажды поезд или самолет увозит тебя оттуда. И все подарки, которые ты оставишь Джонни, — это плата за шоу. Но не думай об этом, пока ты не села в поезд. Не думай о смерти, пока ты дышишь. Дыши, пой, танцуй, рискуй, люби — неважно, что ты делаешь. Важно, что ты чувствуешь при этом.
— Я хотел показать тебе, какая ты на самом деле, — бархатным голосом говорит Джонни.
Малышка улыбается, сияя от счастья. Джонни не понимает.
— Ты рада, что уезжаешь? — спрашивает он, пытаясь играть в свою привычную игру, но Малышке не нужны игры.
— А знаешь, уйду-ка я от мужа, — говорит Малышка. — Надоел мне этот алкаш на диване. Пора мне начать свою жизнь. Дети уже большие. Я просто не верила в себя. А теперь благодаря тебе я другая. Спасибо тебе, Джонни. Прощай.
— Будь счастлива! — говорит Джонни, понимая, что тайны раскрыты.
— Буду! — Малышка забирается в вагон.
В ее глазах, блестящих от слез, отражаются фонари вокзала и яркие южные звезды. И чувство счастья смешалось с чувством отчаяния. Так, наверное, чувствовал себя Икар, делая первый шаг со скалы.
