Тот с изумлением вскинул на него глаза:
– Вы говорите на моем языке!
– Самую малость.
– Джаспер Маккон, – представился тот, протягивая руку.
– Пит… Жубер, – назвал он первое пришедшее в голову имя на тот случай, если эхо его каркасонских неприятностей докатилось и сюда.
– Большинство ваших соотечественников не горят желанием учить другие языки.
Пит улыбнулся:
– Я некоторое время жил в Лондоне, в первые дни царствования вашей новой королевы. А еще в Амстердаме, где многие моряки тоже с пятого на десятое говорят по-английски.
– Но теперь вы живете здесь?
– Я живу здесь.
Маккон обтер платком горлышко небольшой фляги с элем и протянул ее Питу.
– Благодарю вас. – Пит сделал глоток и кивнул в сторону будущего здания. – Стройка продвигается быстро.
– Мы используем часть фундамента старого здания, но главное – это качество древесины. Французский дуб лучше английского. Более длинный и прямой. Не так сильно трескается и гнется под нагрузкой.
– К сроку успеваем уложиться?
– Если погода не испортится, – кивнул Маккон.
На мгновение Пита охватило ощущение полного довольства: вкус хмеля на языке, ласковое солнышко, пригревающее спину, гудящие от честного труда руки и ноги. Он забыл о своих тревогах. Но едва эль выветрился, как тучи сгустились снова: он подумал про Мишеля, гадая, в Каркасоне ли тот до сих пор, и про Видаля. Потом про солдат, которые кричали, что они разыскивают убийцу, по описанию как две капли воды похожего на него, и железный обруч вновь сжал его грудь.
– Мне это было нужно, – сказал он, возвращая флягу Маккону. – А теперь снова за работу. Нельзя терять времени, если мы хотим поспеть к Страстной неделе.
И с этими словами Пит вернулся к пильной яме.
Мину обняла брата за плечи.
– Мне стыдно, – сказал Эмерик снова.
– Тебе полегчало?
Он кивнул.
– Мне правда очень стыдно, Мину.
– Ничего страшного, – сказала она, поправляя на нем дублет. – Тут не из-за чего переживать. Ты достаточно пришел в себя, чтобы продолжить путь?
– Думаю, да.
– Вот и хорошо. Осталось уже не больше пяти лье.
– А на вид кажется меньше.
– Мы высоко на горе. Через несколько часов мы будем на месте. – Она улыбнулась и взяла брата под руку. – Чтобы время тянулось не так медленно, можешь рассказать мне о том дне, когда ты лицом к лицу столкнулся с убийцей.
– Опять?! – простонал Эмерик, покоряясь Мину, которая помогла ему забраться обратно в карету. – Я же уже десять раз рассказывал тебе обо всем в мельчайших подробностях. И вообще, ты же сама говоришь, что его обвинили ошибочно, так что он вовсе никакой не убийца.
– Ну тогда еще от одного раза от тебя не убудет, – не сдавалась Мину, – и потом, рассказ отвлечет тебя от мыслей о состоянии твоего желудка. – Она постучала по потолку кареты. – Трогай!
Карета, качнувшись, двинулась вперед, и вскоре они уже с грохотом мчались по склону холма вниз по направлению к крытому мосту через реку Гаронну, по которому им предстояло въехать в город.
Мину слушала Эмерика, и его слова ручейком журчали в ее ушах. За время, что прошло с того дня, когда она помогла Питу бежать из Ситэ, она часто о нем вспоминала. У нее не было никаких сомнений в том, что он благополучно вернулся в Тулузу, хотя, разумеется, достоверно знать об этом она никак не могла. От Беранже ей было известно, что чужак, которого разыскивали за убийство Мишеля, так и не был арестован.
Она прокручивала в своей голове мириады воображаемых диалогов между ней и Питом. Иногда они представляли собой милый обмен любезностями, нежный и обоюдно приятный. В другой же раз она строго пеняла ему за то, что он так легкомысленно подверг Эмерика опасности.
Теперь до него было рукой подать. Где-то в этой блестящей столице, раскинувшейся перед ней, она отыщет Пита.
Глава 24
Бастида
Воскресенье, 15 марта
– Отпусти мою руку, Алис, – прикрикнул Бернар, пытаясь отцепить пальцы дочери от своего рукава. – Тебе придется остаться с мадам Нубель.
– Возьми меня с собой, папа! – заплакала Алис. – Я не хочу, чтобы ты уезжал.
– Ну-ну, petite, – вмешалась мадам Нубель. – Ты выбьешься из сил, если будешь так плакать. Вот, возьми кусочек лакрицы. Она успокоит твое горло.
Алис словно ее и не слышала.
– Почему мне нельзя поехать с тобой? Я буду вести себя тихо, как мышка! Я буду хорошей девочкой.
– Это слишком далеко. Там не место детям.
– Тогда можно я лучше поеду в Тулузу? Я могу жить с Мину и Эмериком. Нечестно, что меня оставляют в Каркасоне одну!
– Ш-ш-ш, Алис, ты будешь не одна, ты будешь со мной. – Мадам Нубель всунула девочке в руку лакричный корень. – У твоего отца нет выбора. Ему нужно уладить кое-какие дела.
– Но это нечестно!
– Ça suffit!
[20] – рявкнул Бернар, чувствуя себя виноватым и от этого сердясь еще больше. – Не так уж и долго меня не будет.
Мадам Нубель обняла малышку.
– Мы с тобой отлично поладим, ты и я, – сказала она. – Бернар, тебе нужно собраться. Алис успокоится, как только ты уйдешь.
Расстроенный тем, что стал причиной такого горя, Бернар засуетился вокруг дочери, пытаясь ее утешить.
– Меня не будет совсем недолго.
– Куда ты поедешь?
– В горы.
– Куда в горы?
– Какая разница, – сказал он, чувствуя на себе взгляд Сесиль Нубель.
– Если ты поедешь в горы, ты перестанешь грустить?
Слова дочери поразили Бернара в самое сердце. Она была милой малышкой, но у него было такое чувство, что он ее совсем не знает. Ей было всего два года, когда умерла его любимая жена. Замкнувшись в своем горе, он предоставил Мину заботиться о младшей сестричке. Теперь же ее невинный вопрос стал доказательством того, о чем предупреждала Сесиль: его меланхолия наложила отпечаток на всю семью.
Сморгнув слезы осознания собственной никчемности, Бернар внимательно вгляделся в личико дочки. До чего же она с ее темными глазами и буйными кудрями похожа на мать!
– Ты вернешься обратно веселый?
– Да, – пообещал он с уверенностью в голосе, которой не чувствовал. – В горах чистый воздух, он мигом вернет мне душевное равновесие.
– Ясно, – сказала Алис, и ее сочувствие тронуло его куда сильнее, чем ее горе.
