– Ты забрал у него ключи?
– Да.
– Тогда запрем его, а ключи заберем с собой.
– А мадам Монфор? Она знает, что мы здесь были.
Мину нахмурилась:
– Я не знаю, куда она пошла. Помоги мне довести тетушку до ее комнаты. Нам понадобится теплая вода, и полотенце, и еще немного вина. Никому ничего не говори. Не нужно, чтобы слуги видели ее в таком состоянии.
– В доме никого нет, – сказал Эмерик. – Я шел сказать тебе об этом, когда услышал вопли Буссе.
– Что ты имеешь в виду?
– Я видел, как во дворе грузили подводы. Все уехали.
Мину остановилась:
– Ты хочешь сказать, что в доме, кроме нас, никого больше не осталось?
– Не знаю, как Мартино, но всех остальных слуг отослали. Я видел, как они уезжали. Мадам Монфор единственная осталась. Дядя приказал ей дождаться солдат и открыть им вход в подвал, а потом отправляться в безопасное место в квартале Сен-Сиприен, на том берегу реки.
Мину почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.
– Значит, все и вправду назначено на сегодня.
– Что назначено на сегодня?
– Так вот почему Пит так торопился отправить нас прочь из Тулузы до наступления вечера. Гугеноты планируют взять город.
– Значит, Буссе отправил в безопасное место всех, кроме нас. Вероломный, низкий, гнусный…
– Плюнь на него. – Мину нахмурилась. – Но это означает, что католикам известно о планируемом нападении. Они будут поджидать нападающих.
– Мне ужасно хочется домой. Но если то, что ты говоришь, правда, я хочу остаться здесь, в Тулузе, и сражаться вместе с Питом.
– Я тебе не позволю, – быстро произнесла Мину.
– Как ты не понимаешь, я их всех ненавижу! Нашего дядьку, эту ведьму Монфор, всех этих зажравшихся ханжей, которые приходят в этот дом. Мне стыдно быть католиком.
Мину вздохнула:
– Я понимаю, petit, и твои благородство и отвага делают тебе честь. Но Пит просил нас уехать, и именно так мы и сделаем.
Тетка, все это время сидевшая на скамье под окном, вдруг вскинулась и забормотала:
– Он здесь? Мой муж возвращается?
Мину поспешила подойти к ней:
– Нет, он ушел. Вам ничего не грозит.
Эмерик подошел к ним:
– Что нам делать? Нельзя оставлять ее здесь.
– Придется забрать ее с нами, – сказала Мину.
– В Каркасон? Она ни за что не поедет.
– Давай пока что подумаем о том, как вывести ее из дома. Ты собрал свои вещи?
Эмерик состроил гримасу:
– Я не желаю брать из этого дома ничего, ни единой вещи.
– Хорошо, тогда веди ее на улицу Пенитан-Гри. А я присоединюсь к вам чуть позже. Мне нужно кое-что захватить из моей комнаты.
Глава 51
– Хватайте его! – снова закричал Видаль.
Но Пит оказался проворней. Он ухватился за край двери и изо всех сил шарахнул ею с размаху первому солдату в лицо. Послышался хруст костей, из носа у солдата фонтаном хлынула кровь, и он с бранью рухнул на пол.
Но уже надвигался следующий. Темноволосый, с багровым шрамом через всю щеку. Пит всадил ему кинжал в руку, обезвредив ровно на столько времени, сколько требовалось, чтобы выскочить из комнаты.
Уже мчась через две ступеньки по лестнице, он понял, почему тот малый в доме Фурнье в Ситэ тогда показался ему знакомым. Это был тот самый капитан, который устроил разгром в пансионе, где он останавливался в Бастиде.
Человек Видаля.
Если у него еще и оставались какие-то иллюзии относительно намерений его бывшего друга, теперь они развеялись как дым. Возвращаясь мыслями к их последнему разговору в чужом доме на улице Нотр-Дам, Пит был потрясен тем, как сильное желание помириться с Видалем ослепило его.
Рейдон распахнул дверь на улицу, надеясь сбить преследователей с толку и заставить думать, что он побежал на улицу Пенитан-Гри, сам же вернулся обратно к двери под лестницей, которая вела в лабиринт расположенных под домами туннелей. Видаль знал университетский квартал Тулузы так же хорошо, как и сам Пит. Их студенческие годы прошли здесь, на этих узких улочках и в переулках вокруг Коллежа-де-Фуа, равно как и в закоулках, связывавших здание гуманитарного коллежа и maison de charité. Но подземные туннели были прорыты не так давно. Пит сделал ставку на то, что Видалю ничего не известно о том, что подвалы под улицей теперь связаны друг с другом.
Отводя от лица паутину, Пит зашагал по подземной галерее. Сейчас он не испытывал ничего, кроме холодного желания отомстить. До сих пор всякий раз, когда Жан Баррель с амвона призывал гугенотов подняться на борьбу с угнетателями, Пит отстаивал необходимость мирного сосуществования. Когда его товарищи говорили о притеснениях, он отвечал, что не все католики таковы. Все, с него хватит. Теперь, когда начнется битва, он выйдет на баррикады вместе со своими братьями-протестантами и будет сражаться.
В груди у него щипало – от горечи предательства ничуть не меньше, чем от быстрой ходьбы. Пол пошел под уклон вверх, и Пит зашагал шире, касаясь рукой стены, чтобы в темноте не промахнуться мимо места назначения.
Нащупав веревочную лестницу, он полез по ней вверх и, выбравшись на небольшую площадку перед очередной дверью, отодвинул засов. Тихо открыв ее, чтобы не выдать себя шумом, он переступил через порог и очутился в подсобном помещении протестантской книжной лавки на улице Пенитан-Гри. Оставалось лишь надеяться, что тут его никто не поджидает.
Мину проводила взглядом Эмерика, который вывел мадам Буссе, по-прежнему оглушенную и еле волочащую ноги, со двора на улицу, и вернулась обратно.
Вопреки всему, она ощущала странное спокойствие, как будто все события последних нескольких месяцев подводили ее к этому самому моменту. Город по ту сторону обезлюдевшего дома притих, словно собираясь с духом перед тем, что должно было произойти. Так, летом, когда с гор шла гроза и над стенами Ситэ собирались черные тучи, Мину костями чувствовала надвигающуюся бурю.
Все ждали. Все затаили дыхание.
Ей следовало бы бояться, Мину отдавала себе в этом отчет. Но в то же самое время она чувствовала себя свободной. Не запертой больше внутри душного кокона женской половины дома, а самостоятельно определяющей свою судьбу в этом большом мире. Если им удастся выбраться из Тулузы до того, как начнутся бои, все еще может закончиться благополучно.
– Господи, только спаси и сохрани Пита, – произнесла она вслух, уже даже толком не понимая сама, кому молится.
Пит вытер окровавленные руки о штаны, оставляя бурые следы на материи. Потом в очередной раз выглянул в щель в ставнях, которыми была закрыта витрина книжной лавки. Улица Пенитан-Гри была все так же безлюдна. Ни Видаля, ни его людей видно не было.
