В данной главе вы познакомились с важнейшими компонентами совершенствования мышления, направленного на получение знаний. Стресс помогает учебе лишь в том случае, когда он носит положительный, кратковременный и внезапный характер. Воздействие длительного стресса надо сводить к минимуму, по-другому интерпретируя его. Так, например, школьники, которые знают, что такое стресс, демонстрируют лучшие стратегии борьбы с ним и не впадают в ступор от любой неожиданности.
Когда мы учимся лучше всего? Когда делаем это с энтузиазмом. Факты не имеют значения, когда нас заражают чувства, особенно положительные. Учителя, преподаватели и руководители должны передавать эти чувства своим подопечным в школе, университете, на рабочих местах. Это намного важнее, чем голые факты. Мои лучшие учителя (в частности, учитель химии, о котором я уже упоминал) не устраивали компьютерных презентаций с помощью PowerPoint, но были по-настоящему увлечены своим предметом. А если учитель со страстью в глазах рассказывает о цикле лимонной кислоты, значит, в этом есть что-то интересное. Поэтому я поступил на факультет биохимии. Не потому, что фактические данные показались мне такими уж привлекательными (это пришло позже), а потому, что меня заразил энтузиазм учителя. Знания, преподнесенные в эмоциональной обертке, не забываются, так как это тоже одна из форм положительного стресса.
Заучивать факты тоже бывает полезно, но лучше понимать их. А для этого необходим контекст. Даже маленькие дети чрезвычайно быстро начинают понимать окружающий мир, если им на конкретных примерах показывать, для чего служит та или иная вещь. Не надо накачивать их фактической информацией. Достаточно дать им возможность самостоятельно дойти до смысла через взаимосвязи. Если вы хотите, чтобы школьники заучили какие-то слова, их можно записать в столбик. А можно позволить детям самим сочинять истории, в которых встречаются новые слова. Я забыл все слова, которые попадались мне в жизни в виде различных списков. Но некоторые из них я услышал всего один раз и тут же употребил в речи, после чего они стали частью моего лексикона. Не надо только поддаваться искушению вступить в соперничество с искусственным интеллектом. Что касается скорости, точности и эффективности, мы окажемся в проигрыше. Намного важнее помнить о своей человеческой слабости, то есть, пардон, силе. Надо с радостью воспринимать новые знания, даже если они на первый взгляд бесполезны, и при этом делать паузы. Конечно, уже в школе необходимо заниматься информатикой и осваивать современные гаджеты, потому что без них в наше время не обойтись. Но нельзя подстраивать свое мышление под компьютерные алгоритмы. Естественные науки, иностранные языки, философия – все эти элементы общего образования помогают нам формировать концепции и осмысливать взаимосвязи. Каждый раз по дороге в свой институт во Франкфурте я прохожу мимо старого здания оперного театра. Над его входом написано: ИСТИНА, КРАСОТА, ДОБРО. Этот античный идеал, который стал девизом веймарского классицизма Шиллера, содержит 26 байт информации, и его можно выучить наизусть. Но тогда он ничего не будет значить. А можно один раз пройти мимо театра и понять, что означают эти слова. И тогда они обретут смысл.
Из этой главы вы узнали о том, как создаются самые эффективные категории мышления. Если усваивать их порциями, устраивая небольшие паузы, возникают мыслительные концепции. То, что однажды было понято, может быть сразу же применено по отношению к другим вещам. На это способны только люди. Когда компьютер в процессе «глубокого обучения» самостоятельно проанализирует миллионы изображений, то, возможно, поймет, что стул – это предмет с четырьмя ножками, сиденьем и спинкой. Но для нас стул как понятие не имеет определенной формы. Это просто то, на чем можно сидеть. Поняв это, мы будем повсюду распознавать стулья и сможем изобрести и изготовить какой-нибудь новый стул. С недавних пор у меня дома появился большой резиновый мяч. Мой маленький сосед сразу совершенно точно подметил: «Мяч!» Но, увидев, как я сажусь на него, тут же поправился: «Ой, стул!» Попробуйте объяснить это компьютеру.
Глава 3
Память. Почему лучше вспомнить неправильно, чем вообще не вспоминать
Четырнадцатого октября 1994 года мир для Тома Резерфорда рухнул. Ему пришлось покинуть пост священника в церковном приходе одного из американских городов, потому что его собственная дочь, которой на тот момент исполнился двадцать один год, обвинила его в изнасиловании. Она вполне правдоподобно поведала, что он многократно совершал с ней насильственные действия сексуального характера в возрасте от семи до четырнадцати лет. Она даже рассказала, что забеременела и под давлением отца сделала себе аборт крючком от одежной вешалки, причем в присутствии матери. Вы только представьте себе все это! Резерфорд потерял работу, от него отвернулись друзья, ему пришлось перебиваться случайными заработками. Но спустя год выяснилось: его дочь – девственница. Живые воспоминания об изнасиловании появились у нее в ходе продолжавшихся много недель сеансов психотерапии для преодоления влияния стрессов. Более шестидесяти сеансов были посвящены игре в вопросы и ответы, что способствовало появлению у Бет Резерфорд искусственных воспоминаний о событиях, которых никогда не было. И все это делалось не нарочно, а с благими намерениями, чтобы вытеснить из памяти факторы стресса, оказывавшие на нее влияние в прошлом. Однако со временем она перестала отличать плоды своей буйной фантазии от реальности.
Лишь гинекологическое обследование заставило ее отказаться от своих показаний и подать иск на психотерапевта в размере одного миллиона долларов, чтобы привлечь внимание общественности к опасности ложных воспоминаний.
Соглашусь, речь идет об экстраординарном случае. Однако судебные ошибки в трех случаях из четырех проистекают из ложных показаний свидетелей. Люди утверждают, что забеременели в результате совершения против них насильственных действий, хотя никогда не были беременны. Осужденные проводят за решеткой десятилетия, потому что свидетели якобы видели их в момент совершения убийства. Но затем генетическое исследование доказывает, что преступником был кто-то другой. Прямо сюжет из фильма ужасов, однако это реальность, потому что свидетели обвинения даже не подозревают о том, какую злую шутку играет с ними память. И никакой полиграф не сможет уличить их во лжи. Ведь они уверены в своей правдивости. Поэтому к показаниям свидетелей надо всегда относиться с осторожностью.
Не только судьи, но и историки испытывают трудности, пытаясь правильно интерпретировать рассказы очевидцев. До сих пор не утихают дебаты о том, стреляли ли низко летящие истребители по людям во время бомбардировки Дрездена в 1945 году. Десятки жителей Дрездена утверждают, что помнят эти сцены из времен своей молодости, однако огненный ад бомбардировки вряд ли мог позволить самолетам летать так низко. Кроме того, это не подтверждается ни одним военным документом. Итак, показания очевидцев против сухих отчетов. Кому вы доверяете больше?
Очевидно, мы искажаем свои воспоминания. Вы скажете: «Со мной такого не может случиться! Я же помню, что произошло». Но все далеко не так однозначно. Давайте проведем эксперимент. Вы еще помните список слов из предыдущей главы – хотя бы приблизительно? Только не подсматривайте! Сейчас я продемонстрирую вам четыре слова, но лишь одно из них присутствует в том списке.
