Гусарев, напротив, по пути от крыльца до машины успел наговорить Насте кучу комплиментов и сказать, как он рад познакомиться наконец лично с человеком-легендой. Ей было смешно и немного странно. Столь хвалебные слова она привыкла расценивать исключительно как грубую лесть, имеющую под собой корыстные побуждения. Хотя какая такая корысть может быть у личного помощника Лёвкиной? Только одна: не дать копнуть поглубже старое дело.
– Скажите, у Маргариты Станиславовны есть явные недоброжелатели? – спросила она, уже стоя возле машины.
– В смысле – враги? – нахмурился помощник. – Конечно, есть. А у кого в бизнесе их нет? Конкуренция, сами понимаете.
– Понимаю. Вы позволите еще раз вас побеспокоить, если придется?
– Буду счастлив оказаться вам полезным. Только не представляю чем. Я ведь совсем не помню дела, их столько было за годы службы… – развел руками Гусарев.
– Но вы наверняка не забыли профессию следователя. Я ведь была опером, это совсем другая работа, а в следствии я разбираюсь плохо и очень многого не знаю. Можно, я вам буду звонить, если возникнут трудности чисто процессуального характера или я не разберусь в каком-то документе?
– Всегда пожалуйста! Анастасия Павловна, почему вы спросили про врагов? У вас есть основания?
– У меня есть предчувствие. Скажите, муж Маргариты Станиславовны в полном здравии?
– Вполне.
– И в полной силе?
– Соответственно возрасту и социальному статусу, – произнес Геннадий Валерьевич с некоторой печалью в голосе. – Он уже немолод, к сожалению. Равно как и коллеги, на которых он мог положиться.
– Но он все еще может эффективно защищать ваш бизнес и вашего шефа?
– Никаких сомнений. Вы меня пугаете, Анастасия Павловна. Есть что-то, о чем я должен знать и начинать волноваться?
– Надеюсь, что нет, – с улыбкой успокоила его Настя. – Интуиция часто меня подводит, и сейчас, видимо, как раз такой случай. Мой начальник Гордеев всегда говорил, что у меня чутье полностью отсутствует. Похоже, он был прав.
Время близилось к трем часам, началась вторая половина дня пятницы, количество машин на дорогах возрастало с каждой минутой. Настя вдруг поняла, что голодна. Надо постараться скорее добраться до дома, пообедать и начать наконец работать, а не выделывать дипломатические фортели.
– Что скажете? – спросила она Петра, который с угрюмым видом сидел рядом. – Какие у вас впечатления?
– Могу в ответ процитировать вас.
– Валяйте, – разрешила она радостно, потому что успела проскочить сложный перекресток на самых последних миллисекундах зеленого сигнала.
– Все не то, чем кажется. Вы ведь так говорили, правильно? Похоже, Лёвкина и Гусарев были единственными честными следователями во всем округе.
– Если не врут, – уточнила Настя.
– Думаете, это всё неправда насчет мужа и отца, из-за которых им позволили нормально работать?
– Не знаю. Может быть, правда, может быть, нет. Рассуждайте, задавайте себе вопросы и ищите ответы.
– Какие же вопросы тут надо задавать?
– Например…
Она сделала паузу, притормаживая и пропуская полицейскую машину с включенным спецсигналом.
– Например, почему для расследования дела Сокольникова была создана бригада в составе Лёвкиной и Гусарева. Если не все чисто, если есть сторонние интересы, если кто-то давит и платит, то какого, извините меня, рожна вышестоящее руководство выносит постановление о создании следственной бригады и включает в нее двух совершенно неуправляемых сотрудников, которых нельзя ни купить, ни заставить? Он что, сумасшедший? Самоубийца? Как он с таким составом бригады собирается решать вопросы?
– И как же? – с интересом спросил Петр.
Его угрюмость как рукой сняло. Понятно, что поведение Лёвкиной, ее демонстративное игнорирование журналиста показались ему неприятными и даже обидными, если не оскорбительными. Но он умеет легко забывать о чувствах, когда речь заходит о деле, и это его качество было Насте глубоко симпатично. Сама она в его возрасте еще была обидчивой, легко расстраивалась и надолго застревала в эмоциях, мешавших ей сосредоточиться на работе. Позже, с годами, удалось постепенно избавиться от неудобной привычки, но это пришло годам к сорока пяти и потребовало значительных постоянных усилий. А Петру, похоже, дано от природы. Счастливчик! Удачи своей не понимает.
– А никак, – все так же весело ответила она. – Вопросов никаких не было. Дело чистое, никто заинтересованности не выказывает, кроме родителей, но с них ничего не возьмешь, бюджетники, живущие на зарплату. Трое потерпевших, три разложившихся трупа, три разных орудия убийства, изрядная давность события преступления, значит, много сложных экспертиз, много допросов, трудные поиски улик и доказательств, которые давно остыли и перестали быть горячими. Слишком много писанины и бумаг, значит, нужна бригада, один следователь просто зашьется с такими объемами. Тройное убийство, при этом один из потерпевших – малолетний ребенок, такое дело обязательно попадет на контроль в вышестоящих инстанциях и у сыщиков, и у следствия, и у прокурорских, стало быть, надо постараться, чтобы все было в лучшем виде и ни к одному следственному действию, ни к одному документу, ни к одному решению нельзя будет придраться. Кто лучший следователь округа? Рита Лёвкина, вот пусть она и работает, назначим ее старшей в бригаде, у нее дело будет в идеальном виде, любую проверку выдержит. Кого ей в помощь дать? Да этого ее хахаля, все равно от него в «нужных» делах никакого толку, а в деле Сокольникова даже подчищать ничего не придется, оно идет так, как идет, без всяких намеков на чьи-то финансовые интересы.
– Получается, никто признания не выбивал, никто никого не выгораживал?
– Ну вот опять! – рассмеялась Настя. – Не забывайте: все не то, чем кажется. Все могут ошибаться. И все лгут, одни чаще, другие реже, но лгут все поголовно. Я всего лишь предложила вам одну-единственную версию, объясняющую некоторые факты, а вы уже готовы считать ее истиной и делать окончательные выводы. Да мы с вами, пока до дома доберемся, таких версий еще десяток настрогаем. Теперь ваша очередь, подумайте, как могли сложиться обстоятельства, чтобы на дело Сокольникова поставили двух неуправляемых следователей, о которых все думают, что они состоят в интимных отношениях.
* * *
Не зря Настя вчера так старалась, не зря бегала в магазин под дождем: мясо с овощами действительно удалось на славу. Она даже пожалела, что столь удачный кулинарный эксперимент пришелся на то время, когда Чистяков в отъезде. Он бы похвалил ее и порадовался, ибо знал, как редко старания его жены в части приготовления еды увенчиваются триумфом. А Петр принимает вкусное блюдо как должное. Ну, приготовила женщина мясо, ну, очень вкусно, так это же нормально, разве бывает иначе? Наверное, его мама хорошо готовит, он привык.
Утолив голод, они занялись таблицей. Допросы каких свидетелей указаны в описях? Сколько листов, согласно описи, занимает каждый из них? Наличествует ли протокол в материалах? На скольких листах? Использованы ли его показания в обвинительном заключении? Допрошен ли этот свидетель в суде? Есть ли в протоколе судебного заседания этот допрос? Целиком или частично? Упомянут ли данный свидетель в тексте приговора? В чем суть его показаний? Называл ли он какие-либо имена?
