– Хорошо, – вздохнула Настя, – вечером попробуете еще раз. Пойдемте заниматься таблицей.
– А вы сами-то уже знаете ответы на вопросы? – спросил Петр.
Он выглядел расстроенным. Видно, ждал, что Настя придет в восторг от его прозаического таланта.
– Не знаю. Я надеялась, что ваши фантазии дадут толчок моим мыслям. У меня с фантазией совсем плохо, я все больше по фактам специализируюсь.
Им пришлось поменяться ролями, потому что боль в бедре не давала ни сидеть на корточках, ни ползать по полу. Данные в таблицу вносил Петр, а Настя сидела за компьютером, листала файлы и диктовала.
К вечеру картина обрела более или менее ясные очертания. Были свидетели, чьи показания наличествовали в полном объеме как в деле, так и в протоколе судебного заседания. Были свидетели, чьи показания полностью убрали из материалов следствия, но они в той или иной степени отражены и в протоколе суда, и в приговоре. И только Дмитрий (а возможно, и не Дмитрий вовсе, а Дормидонт) Щетинин выпадал из общей массы. От протокола первого допроса оставлена одна страничка из четырех. От протокола второго, январского, допроса – тоже одна. От протокола очной ставки – несколько последних строк плюс рукописные замечания к протоколу. Ни одного титульного листа. И ни единого упоминания в судебной части материалов. Если бы не описи, с которых начинался каждый из семи томов…
– На описях многие погорели, – с удовлетворением сказала Настя. – Когда есть опись, в голове автоматически возникает представление о хорошо проделанной и должным образом законченной работе, мол, смотрите, опись-протокол-сдал-принял, все честь по чести, все проверено и выверено, все подшито и подписано. Формируется очередная иллюзия. Факт наличия описи очень часто ведет к тому, что сами документы оцениваются недостаточно критически, дескать, чего уж там особо проверять и вникать, все наверняка сделано как следует, вон опись какая аккуратная, значит, и в деле все в порядке. И могут не заметить, что среди документов затесалось что-нибудь лишнее, подсунутое позже, чего в описи нет, но оно имеет значение для дела. Или наоборот, чего-то не хватает, хотя в описи указано. Расшить и потом заново сшить дело – много ума не надо, достаточно ловкости и аккуратности. Вообще опись – золотое дно информации. Психологическое значение описи часто переоценивают, а вот информационное – недооценивают. Тот, кто прятал от нас Щетинина, думал прежде всего о его допросах, а про описи не вспомнил. Только благодаря этому мы с вами вообще узнали, что был такой свидетель, что его допрашивали и сколько страниц занимают протоколы. Не было бы описи – мы бы так и мучились в догадках: что за листочек в материалах, чей это допрос, о чем?
– Это и есть та ошибка, которую мы искали?
Голос Петра вибрировал от радостного возбуждения. Насте очень не хотелось его разочаровывать, но что-то подсказывало: нет, это не то. Или не так. Или не совсем так.
Что-то не гладко. Царапает. Выбивается из стройной схемы. Но что?
– Подождем с выводами, – осторожно ответила она. – Надо еще подумать.
Лечебные мази, похоже, помогали, и к вечеру боль была уже не такой сильной, да и опухоль начала понемногу спадать. Теперь на бедре наливался цветом огромный синяк.
Они доели курицу с картошкой, сделали кофе и устроились в комнате: Настя вытянулась на диване, Петр уселся в компьютерное кресло.
– Жалко, что вам ходить больно, – заметил Петр. – Я с Аллой разговаривал, она хотела нас на ужин к себе пригласить, вчера и она, и Климм мне звонили, а у меня телефон был выключен, я только сегодня узнал о приглашении. Сразу отказался, подумал, что вы все равно не пойдете.
Красавица Алла и ее невзрачный, но очень обаятельный друг. Забавная парочка.
– Зачем же вы отказывались? Сходили бы без меня.
– Да ну, – Петр махнул рукой. – Я же понимаю, для чего Алла меня зовет. Опять начнет на мозг давить, чтобы я Кате помог, пропиарил ее хоспис.
– В таком случае, зачем она и меня приглашает? Я-то для чего нужна на этом ужине?
– Это хитрость такая, чтобы я заранее не догадался, о чем пойдет речь. Климм тоже считает, что материал о Сокольникове не имеет перспективы и лучше бы мне писать о хосписе, помогать в привлечении спонсоров.
– Может быть, они правы? – лениво предположила Настя.
Лежать было хорошо. Намного лучше, чем сидеть. И поясница отдыхает, и больное место можно устроить так, чтобы оно почти ни с чем не соприкасалось. Конечно, не очень-то прилично валяться в халате в присутствии постороннего молодого мужчины, ну да бог с ними, с правилами хорошего тона.
Звякнул сигнал поступившего сообщения, Настя протянула руку и взяла с пола телефон. От Зарубина: «Выгляни в окошко, дам тебе горошка». Она тут же зашла в почту и обнаружила письмо, которое, оказывается, пришло почти час назад. Ну, Серега! Ну, мастер!
«Нашел твоего мальчика. Щетинин Дмитрий Алексеевич, 1964 г.р., Подольск. Подробности по тел. Лень. Обнимаю».
Да, Сережка всегда был таким: разговаривать мог часами без умолку, но написать хотя бы три строчки для него целая проблема.
– Прости, не проверяла почту, не думала, что ты так быстро управишься, – сказала она виновато, когда Зарубин ответил на ее звонок.
– Ну здрасьте! – Сергей даже почти обиделся. – Недооцениваешь меня и возглавляемый мною личный состав, матушка Пална. Я тебе отписался и сижу, как дурак, жду, что ты позвонишь, а от тебя ни ответа – ни привета, вроде как тебе уже и не надо. Пришлось эсэмэску слать, чтобы ты вздрогнула и проснулась.
– Ну прости, – снова извинилась Настя. – Расскажешь про Щетинина? Тебе удобно сейчас разговаривать?
– Нормально. Как раз привез своих с дачи и погнал тачку в гараж ставить.
– Так ты за рулем?
– Доехал уже, из гаража как раз тебе и послал весточку. Сижу, курю бамбук, отдыхаю от пилежки. Значит, так… Погоди, блокнот уронил… Да что за черт!
Ей было слышно, как Зарубин возится и чем-то шуршит.
– Все, – с облегчением произнес он наконец, – достал, открыл. Готова слушать?
– Сержик, я включу громкую связь, можно? Только за языком следи.
– О! Так мы не одни?! С Лехой, что ли? Леха! Привет тебе! – заорал Сергей.
– Лешка в командировке.
– А кто там у тебя?
– Молодой любовник. Ты будешь рассказывать, а он – записывать.
– Интересно… А ты что будешь делать?
– Лежать и слушать. Что еще полезного может делать женщина в преклонных годах? – засмеялась Настя. – Давай уже, не тяни.
Петр откатился к столу, с готовностью схватился за ручку, подвинул к себе чистый лист бумаги.
– Твой мальчик родился в Подольске, – начал Зарубин. – Насчет судимостей ты все правильно говорила, первая ходка по малолетке, грабеж в группе, дали пять, отбыл два с половиной и вышел. Вторая ходка – разбой, в восемьдесят восьмом, освободился в девяносто четвертом. На зоне оброс солидными связями, на воле быстро поднялся и занял позицию «разводящего», помогал бандитам договариваться с бизнесменами. Или наоборот, бизнесменам помогал договариваться с бандосами. Короче, работал стрелочником, выполнял полезную функцию урегулирования сложных отношений между ворами и финансами. Потом остепенился, сменил малиновый пиджак на серый в полосочку.
