— И… Иона? — выдохнул он.
— Верно, Иона, ты, басдак! — Иона уперся в ладонь Сулибана.
Комиссар с тихой властностью покачал головой.
— Не заставляй арестовывать тебя. Не заставляй наказывать. Мы сражались вместе, но это не помешает исполнить мне свой долг. Я могу, и я застрелю тебя без капли сожаления и буду знать, что Император это одобрил. Тебе ясно?
Иона Артем Ло Банник напрягся. Сулибан оттолкнул его.
— Уходи, Иона. Так как это и есть кузен, о котором я наслышан, я закрою глаза на случившееся. Я не ревнитель строгой дисциплины. Но только на первый раз. Все понятно?
Иона уставился на Сулибана, но никто не мог долго выдержать его рептилий взор, поэтому лейтенант развернулся и стремительно покинул зал.
Сулибан нагнулся и помог Баннику подняться. Он отряхнул его, частично дружелюбно, частично снисходительно.
— Понимаю, вы считаете эти казни жестокими, заслуженный лейтенант, но правосудие в такой Галактике не может быть мягким. Жестокость — оружие слишком полезное, чтобы от него отказываться. Как и с любым ужасным оружием, с ним нужно обращаться с умом. — Он окинул Банника взглядом с головы до пят, расправил ему воротник и отступил назад. — Вот, так-то лучше. Я пригляжу за вашим кузеном. У него на вас большая обида.
Он дважды хлопнул его по плечу и вышел, охранники комиссара бросали на Банника насмешливые взгляды, пока тот потрясенно стоял среди казненных солдат, с бормотанием жрецов в ушах.
Глава 6
Танец на границе ночи и дня
Я дам выбор тебе, молвил Дьявол из леса,
Выбор между ночью и днем.
Я дам игру тебе, молвил Дьявол из леса,
Разгадай ее, не шути с огнем.
Выбери жизнь, любовь предпочти,
Выбери солнце, луну ль захоти,
Выбор сделать придет черед.
Реши стать царем,
Реши — мудрецом,
Только реши, иль смерть тебя ждет.
Отрывок из «Баллады о Магоре», гератомранский эпос
Пик Магора
Гератомро
082398.М41
— Это пустая трата времени. — Второй наследник Достейн остановился и уперся кулаками в бедра. — Я вспотел. Лорду Гератомро не к лицу так путешествовать. Почему мы не взяли катер? Мы бы долетели сюда за пару минут.
Поллейн склонила голову набок.
— Ш-ш-ш! Ты не слышишь?
— Что, рокот орудий? Я постоянно его слышу.
— А видишь это? — Она указала на юг, где темное небо прочерчивали пересекающиеся инверсионные следы.
— Это истребители Имперского Флота. Зачем ты задаешь глупые вопросы? Я не идиот.
— В самом деле? Это же тебе приснилось, что нужно посоветовать Адептус Администратум проваливать отсюда, вот только они не захотели, верно?
Достейн прищурился.
— Тетя Миссрин никогда раньше меня не слушала!
— Но она послушала, и теперь у нас тут пушки и корабли с пушками.
— Вот почему мы идем пешком, а не летим?
— Надеюсь, для тебя это уважительная причина отправиться своим ходом. Я иду пешком потому, что мне это нравится. А ты уверен, что ты не идиот, дражайший племянник?
— Тебе не следует так со мной разговаривать! — огрызнулся он, люто ненавидя себя за раздражительность. Поллейн всегда умела вывести его из себя. Она заставляла его выглядеть несостоятельным. — Я старше тебя. Ты только третья в очереди. Я — первый наследник.
— А вот тут ты заблуждаешься! Уже не первый, после того как моя сестрица заплатила ту возмутительную сумму, чтобы ей в чане сварили Миссрин Вторую.
— Ладно, второй! — отрезал он. — Но я все равно стою выше тебя.
— Второй, третий, какая разница? — Поллейн лишь пожала плечами. — Я — твоя тетя, нравится тебе это или нет. — В отличие от своей сестры, Поллейн была худой и загоревшей. Ее кожа не блестела так же ярко в свете двух небольших лун Гератомро, как у Достейна. Она улыбнулась, сверкнув ровными жемчужными зубами. Она была красивой и недосягаемой и из-за этого неимоверно мучила Достейна. — Только подумай, что сказала бы сестрица на то, что мы здесь двое, совсем одни! — Она хихикнула. — Это так захватывающе! Раньше у меня не было компании, Достейн.
Он смущенно поежился под ее взглядом. Иногда, когда она смотрела на него, Достейн как будто чувствовал ее пальцы у себя в голове, добирающиеся до его мозга, словно тот был топленым маслом.
— Ты очень часто бываешь под солнцем. Это неподобающе для человека твоего ранга.
— Но не настолько неподобающе, как потеть, будто хряк, бегущий за сладкобобами! — насмешливо бросила она.
Безответная влюбленность Достейна вновь обратилась в гнев:
— Что ты хотела мне показать?!
— Танец! Танец на границе ночи и дня. Что еще?
Поллейн обернулась и кинулась вверх по склону, разбрызгивая росу с широколистного подлеска.
— Нонсенс. Мифы. Глупая девчонка, — ответил он, но предательский голос зашептал у него в голове: — Если это так, то почему ты идешь за ней?
Он сосредоточился на раздражении, чтобы прогнать тревогу, и поспешил следом.
Она была быстрее его и проворная, как каприда на горных склонах. По его подсчетам, они преодолели уже две тысячи футов, после того как поздно вечером покинули дворцовые пределы. Глупые игры Поллейн злили его — вырядившись в беспризорников, они улизнули через прачечные под западным крылом, но он бы сделал все, только чтобы быть рядом с ней. Если говорить начистоту, то ввязаться в это его заставили только две причины. Первая была очевидная. Женитьба на тете обеспечила бы ему место среди аристократии Гератомро, как на это столь часто намекала его вторая тетка, губернаторша. Вторая смущала его так, как на это было способно лишь влечение к кому-то, кто открыто смеется тебе в лицо. Он вожделел ее. Она была уже в самом расцвете женственности. Через месяц она получит свой титул. Его не слишком-то волновали мысли о женитьбе — вся эта династическая чепуха меркла перед его любовью к ней. Но обладать ею… Это была совершенно другая мысль. Его ладони невольно вспотели.
Когда они поженятся, он положит конец этим маленьким экскурсиям, как пить дать. Не пристало бродить по горам, как обычный пастух. Он продрался сквозь рощу пальмовых деревьев, чья походившая на руки листва по-идиотски замахала ему, когда он углубился в небольшой подлесок. Удаляясь от опушки, пальмолисты становились выше, их тонкие, как копья, стволы разветвлялись в кроны из пяти крупных листов, колеблющихся на ветру так, что напоминали болельщиков, приветствующих любимую команду. Листья скрыли звезды, и мрак сгустился. Иссохшие бурые руки мертвых пальмолистов хрустели под ногами, громче, чем пластековая обертка. У него начала зудеть шея. Достейн резко обернулся, уверенный, что кто-то смотрит ему в спину, однако за ним никого не оказалось.
