Тьфу, сплюнул досадливо Олег. Вот же, гнида! А еще другом себя называл, в Гамбурге вместе на Репербане жизнью рисковали… и вот, пожалуйста, – в бессмертники решил записаться! Между тем стоящий позади Кукабары гражданин дал ему пинка и обратился в камеру:
– Мы не хотим крови, наши требования гуманны и прогрессивны! Никаких штурмов, никаких полицейских операций! Если пойдете на штурм, мы взорвем этот гадючник со всем содержимым. У нас в руках – лучшие мозги человечества! Они погибнут, а мы возродимся и продолжим акции, пока не добьемся тотального признания. Мы даем правительствам всего мира, или хотя бы Европы, Америки и Азии, трое суток на выполнение наших требований.
– А что ты говорила про бурдюки? – уточнил Олег.
– Ну, там, в холле, на ресепшен, которые стояли вдоль стен. Ты не обратил внимания?
Олег вспомнил про кули, возле которых ему пытался втереть договор на бессмертие фирмач в треуголке.
– Помню, этакие пластиковые кули, похожие слегка на человеческие фигуры.
– Я про них и говорю. Просто мы их называем бурдюками. Телозаготовки. Мне кажется, их заранее привезли, а потом оживили цифровизацией. Вот так террористы и перехитрили охрану.
– А, точно! – поддержал Олег. – Вот этот малый, что сейчас говорил, он как раз мне и предлагал… Дескать, скидки, гарантии, цены ниже рыночных. Подонок! И что теперь делать?
– Ну, нам еще повезло, – ответила Синтия. – Служба безопасности знает о нас, тут же везде видеокамеры. Звонили мне. Есть и еще люди в номерах, например, Алекс Вагнер, писатель.
– Ого!
– Обещали прислать спасательный полицейский аэробот. Прилетят брать нас с лоджий. Думаю, это будет скоро.
– А ты вещи собрала к эвакуации? – спросил Олег Синтию.
– Да. У меня их немного, все в одном рюкзачке умещаются.
Тут Олегу пришла вдруг в голову страшная мысль:
– Слушай, – произнес он шепотом, – а эти… бурдюки, что в нашем коридоре. Они не ожили?
– Нет. Эти человекозаготовки от другой фирмы. Похоже, они не опасны.
– Тогда надо бы позвонить родным, сообщить, что с нами все в порядке!
– Не получится, – ответила Синтия. – Исходящие сигналы заблокированы. Полиция действует.
Спасательный аэробот прилетел через полчаса. Задержка была связана с тем, что стоместная машина облетала весь комплекс и подбирала людей, начиная с нижних этажей. Олег и Синтия пробрались через люк в пассажирский салон и заняли свободные места.
– Все, забрали последних, – услышали они голос из пилотской кабины. – Летим в Мюнхен.
Олег осмотрелся. В салоне сидело человек восемьдесят. В основном это были служащие комплекса FUTUR, о чем свидетельствовали фирменные костюмы. Но совсем рядом с Олегом сидел седой господин явно не из обслуги. Его лицо показалось Олегу знакомым. Алекс Вагнер, последний из Нобелевских лауреатов по литературе, мать твою! И, если верить бабуле, ее очень старый знакомый. «Мне в Английском парке писатель Алекс Вагнер когда-то даже предлагал работать оператором на телеканале ZDF» – так ведь, кажется, выразилась она вчера?
Аэробот медленно и бесшумно разворачивался, готовясь к перелету.
– Позвольте спросить, – подсел Олег к господину, – вы ведь Алекс Вагнер?
– Да. Но, молодой человек, мне хотелось бы побыть, так сказать, одному. Хочется обдумать ситуацию.
– Конечно, я вас понимаю, – понизил голос Олег. – Просто хотелось бы лично передать вам привет от одной вашей знакомой. Ксении Нижегородской. Помните такую?
Вагнер изумленно посмотрел на Олега.
– Это моя бабушка. Правда, она уже много десятков лет не Нижегородская, а Розе.
– Ах вот оно что! – воскликнул писатель. – Так-так. Рассказывайте!
– Внимание! – раздался голос из динамика. – Желающие могут пользоваться связью в полном объеме и давать исходящие сигналы.
– О, одну минутку! – тут же полез Олег за смартфоном. – Мне нужно позвонить родным, сообщить, что со мной все в порядке.
– Мне тоже! – ответил Вагнер.
– Передать привет бабуле? – спросил Олег.
– Передайте. Если можно, я бы и сам хотел бы перекинуться с ней парой слов. Столько лет прошло.
Аэробот летел к Мариенплац…
Было жарко. Они шли по Английскому парку, заполненному загорающими, и Вагнер рассказывал Олегу и Синтии о событиях давних времен:
– Я тогда был еще малоизвестным писателем, а Ксения Александровна просто Ксюшей. Мы познакомились. Она тогда увлекалась искусством кино, фотографией. Погода была жаркая, как и сегодня, и я предложил ей посидеть культурно на природе, в тени. Мы шли здесь, я дал ей камеру, предложил в шутку взять у меня интервью о моих творческих планах. Как раз тогда я писал роман «Дерево». – За который вам дали премию? – спросил Олег.
– Да. Спустя десятки лет. Но дело не в этом. Я ей рассказывал о романе, о том, что хочу сделать главного героя философом-нудистом типа Диогена, а она, еле сдерживая смех, фиксировала камерой и меня, и то, что было на заднем плане. А на заднем плане, как и сейчас, – усмехнулся Алекс Вагнер и показал рукой вбок, – было вот что.
В направлении, указанном писателем, на зеленом лугу, залитом солнцем, загорало несколько обнаженных мужских фигур. Одна из фигур, заметив устремленные на нее взгляды, недовольно поднялась и погрозила троице кулаком. Батюшки, присмотревшись, ахнул Олег. Да это же Попов! Еще один клон?
– Одну секундочку, – попросил он Вагнера и Синтию. – Я сейчас.
Он торопливо пошел по направлению к голому. Неужели еще один оцифрованный? Боже мой, да их как собак нерезаных!
– Олег! Милый! Ты ли это? – издал внезапно вопль нудист и не стесняясь никого, кинулся к Олегу.
Он хотел его обнять, но это было уже слишком!
– Семен Моисеевич, – не веря глазам своим, спросил Олег. – Это вы?
– А кто же еще, милый! – горячо пожал ему руку Попов. – Конечно я!
– Но вы же умерли? По новостям передали, я речь прощальную зачитывал.
– Ничего я не умер! Да, был в реанимации. Но немецкие врачи – это волшебники! Так что утром меня выписали. Здоров, милый мой!
– Значит, напутали репортеры?
– Так тебе ли не знать, дорогуша, как ваш брат работает! Вы же столько фейков гоните, прости меня грешного!
Да, верно, подумал Олег; и сам один раз народную артистку в статье ошибочно похоронил. Фамилию перепутал. Ох и скандал потом был!
– А что ж вы, то есть ты, Сема, тут делаешь?
– Загораю! Я ж там всю жизнь страдал, скрывал свои желания. Мне же всегда хотелось быть ближе к природе! А там все застегнуты на пуговицы, все строгие. Наука. И жена. А я свободы, милый, хотел, как бабочка, что на вашем гербе семейном! Вот и получил. Как оживили, так я прямиком сюда и рванул. Теперь я нудист-философ, и идите все к черту! В отпуск ушел! Пускай увольняют!
