В половине девятого утра дверь открывалась и начинала пускать внутрь здания служащих, обычных честных россиян. За желтыми шторами окон загорался свет, и учреждение начинало жить полнокровной жизнью, такой же, как жизнь тысяч подобных мирных контор трудовой Москвы.
И никто из проходящих мимо граждан не подозревал, что в этом неброском заведении планировались архиважные операции по защите их конституционных прав, жизни, благосостояния. Здесь находилось специальное и архисекретное Управление «00» Федеральной службы безопасности…
Утром первого января столица была безмятежно тиха. По свежевыпавшему снегу сонно катили редкие автомобили, а еще более редкие прохожие шаткими фигурами брели по тротуарам. Уже работало метро, но и возле горящих букв «М» не наблюдалось ажиотажа. Город отсыпался после бурно проведенной праздничной ночи.
Синяя «девятка» одиноко проскользнула мимо пустого пьедестала бывшему руководителю ЧК и замерла перед светофором. Сидевший за рулем спецагент Управления «00» Григорий Кафкин нетерпеливо глянул на светящийся циферблат «победы».
Время: 6.26. Что за срочный вызов? Даже Джеймс Бонд первого января имеет выходной и прожигает его за водкой с мартини! Неужели нельзя было подождать до завтра? Еще двадцать минут назад он спокойно отдыхал в жаркой квартире дочери влиятельного кремлевского чиновника Татьяны Зайченко, с интересом наблюдая за сладострастными танцевальными «па» хозяйки, и вот – на тебе! Наша служба и опасна и трудна…
Директор Управления «00», известный подчиненным под именем «Л», коротко кивнул вошедшему Кафкину:
– Здравствуйте, майор. Присаживайтесь. Надеюсь, я не слишком нарушил ваши планы на сегодня?
– Доброе утро. Никаких планов у меня нет. Так, погулять по городу, подышать воздухом, посетить мавзолей.
– Это хорошо. На Ямайке вы, если мне не изменяет память, еще не бывали?
– Нет.
– Ну, значит, повезло: говорят, в это время – самый сезон. Градусов двадцать пять, девушки на пляжах. – Директор глянул Кафкину в глаза. – Для вас есть задание. Суть вот в чем. Пару дней назад мы получили информацию от службы внешней разведки. 24 декабря в Кингстоне генерал-губернатор Ямайки устраивал прием по случаю Рождества. Для сливок, так сказать, общества. Банкиры, промышленники, дипломаты, газетчики и прочая братия. Так вот, среди этой публики был и наш человек, вернее сказать, человек Трупникова. Он там занимает какой-то пост в «Кайзер Боксайт». Ну так вот, этот малый весьма наблюдателен. Впрочем, других в СВР и не держат. Он обратил внимание на одного довольно любопытного господина. Курт Гальдер сказочно богат. Прибыл на Ямайку из Германии на собственной яхте с намерением приобрести недвижимость. Пока нет вопросов?
– Нет! – коротко ответил Кафкин.
– Хорошо, пойдем дальше. Сначала этот наш парень не обращал на немца особого внимания, его больше интересовали сотрудники посольств. Потом, где-то часа через два после того, как закончилась официальная часть и народ стал угощаться коктейлями, ему захотелось в туалет. Ну, дело, как говорится, житейское.
Директор достал трубку и чиркнул спичкой.
– В туалете он зашел в кабинку. Далее туда же зашел и этот Гальдер. И все бы ничего, но, вероятно у немца заело молнию. Короче говоря, он повозился-повозился с ней, а потом… Как видно, нервы не выдержали. Да еще алкоголь. Короче говоря, ругнулся немец. Думал, что один в сортире. И ругнулся по-нашему! На чистейшем русском языке!
– Вот как? – удивился Кафкин.
– Именно! Впрочем, это бывает. Как вы знаете, наш великий и могучий язык известен такими своими образцами во всем мире. Хотя и несколько странно. Человек Трупникова решил присмотреться к Гальдеру внимательнее. Глаз у него хороший. И обнаружилось еще несколько любопытных деталей, связанных с едой. Немец очень любит хлеб. Ну, вы знаете, там, на Западе, хлеб не слишком жалуют. Не то что у нас. А этот наворачивал так, как будто приехал не из Гамбурга, а откуда-нибудь из Саратова, понимаете ли. Далее. То же самое с картошкой. Конечно, не сказать, что он употреблял только ее, но все же!
Кафкин пожал плечами: бывает!
– Согласен, все это может просто объясняться причудами богатого капиталиста. Все может быть. Когда наш человек завязал с ним беседу, он отметил третью важную вещь: немец говорит подозрительно правильным литературным языком. Что английским, что немецким. Несколько мелких штришков: ругань на русском, любовь к хлебу и картошке, литературный иностранный. Да кто в наше время говорит шекспировскими фразами? Короче, создалось впечатление, что этот господин не тот, за кого себя выдает. Самое главное: о нем практически отсутствует информация. И в прессе, и в Интернете. Действует, похоже, через офшорные компании. Возможно, он – бывший наш землячок из олигархов. После победы Геннадия Андреевича вся эта братия рванула из страны. «Восьмибанкирщина»! Самый богатый человек России Юрий Пухов с миллиардами неправедно нажитых народных нефтедолларов тоже исчез. Вероятно, он перебрался за рубеж. Вам придется заняться типом, которого вычислила внешняя разведка. Знаете, пластические хирурги в наше время творят чудеса. У нас пока есть только догадки, и мы не можем действовать по линии Интерпола. Не говоря уже о том, что СВР вообще должна быть в стороне, поскольку у них свои задачи. В Кингстоне будете работать с местным жителем. Он уже делал для нас кое-что, полагая, что сотрудничает с англичанами.
– Ясно! – Кафкин полагал, что суть уже изложена.
– Это не все, – усмехнулся директор. – Вам придется еще и поучиться. Что знаете о бабочках?
– О бабочках? – переспросил Кафкин, и в этот же миг странное и давно забытое ощущение на несколько секунд пронеслось у него в подсознании. В детстве такое бывало частенько.
– Дело в том, что, как выяснилось, этот немец является страстным коллекционером бабочек. И одна из причин его прибытия на Ямайку вроде бы то, что там, в Южной Америке, этих тварей больше всего и они самые большие и красивые!
Глава 4
Что вы знаете о бабочках?
Профессор Эйнгорн был крупным длинноногим мужчиной с пышной шевелюрой седых волос, широкой лопатообразной бородой, красно-коричневым морщинистым лицом, на котором утесом торчал мясистый нос, ртом, полным нержавеющих зубов, и темпераментом молодого котенка. На нем был просторный шелковый халат черного цвета и пушистые тапки не первой и даже не второй молодости, одетые на босу ногу.
– Проходите! – радушно приветствовал он Кафкина. – Что ж такая срочность? Позвонили из Комитета по науке, давай, говорят, Виктор Моисеевич, расскажи все, что знаешь, дай книжек, покажи коллекции. Неужто нельзя было после праздников?
– Да я послезавтра улетаю, – пояснил Кафкин, снимая куртку. – В Южную Америку.
– Послезавтра! – театрально всплеснул руками профессор. – Вы же ничего не успеете узнать! Да у меня в коллекции одних только агаристид больше двух десятков! Ураний шестнадцать! Прошу вас, вот тапки.
Они прошли по длинному коридору в огромную комнату, заставленную шкафами, сквозь стеклянные дверцы которых виднелись корешки многочисленных книг. Около окна стоял старинный двухтумбовый стол, также заваленный книгами, журналами и прочей бумажной продукцией, а вдоль двух стен на стеллажах в коробочках со стеклянными крышками Кафкин увидел бабочек. Профессор включил люстру и повернулся к майору:
