Наслаждение, словно вино, поднимается по моим ногам, превращаясь в румянец, который разливается по моим щекам и груди. Я боюсь, что это закончится, что я потеряю это ощущение, что я предвкушаю что-то, чего не бывает в природе. Но Ансель двигается все быстрее и сильнее, так сильно, что ему приходится держать меня за бедра, чтобы я не упала с кровати. Глаза его не отрываются от моих полуоткрытых задыхающихся губ и груди, которая подпрыгивает в такт его движениям. То, как он трахает меня, заставляет мое маленькое хрупкое тело испытывать такое наслаждение, какого я и представить в себе не могла.
Я хочу сказать ему, что схожу с ума, но не могу вымолвить ни слова, могу только кричать: «Еще! Да! Да! Да! И да!»
Капли пота падают с его лба на мою грудь и катятся вниз по шее. Он так старается, так сдерживается, он ждет меня, ждет меня, ждет меня. Мне нравится это выражение сосредоточенности и решительности на его лице, на его прекрасном лице, и я чувствую, что кончаю.
Я падаю, и через секунду по моему телу растекается тепло.
Он видит, что это произошло. Смотрит на меня с облегченной улыбкой и торжеством в глазах. Оргазм обрушивается на меня с такой силой и мощью, что я больше не я. Я отчаянно прижимаю его к себе, стараюсь врасти в него, руками хватаю его за ягодицы, чтобы он вошел как можно глубже. Я отчаянно извиваюсь под ним, умоляю, кусаю его за плечо, развожу ноги так широко, как только могу.
Моя страсть раззадоривает его. Я слышу, как простыни съезжают с матраса под нами и сбиваются за моей спиной, и он держится за них для устойчивости, двигаясь так сильно, что изголовье кровати бьется о стену.
– О, – стонет он, ускоряя ритм, и утыкается лицом в мою шею. – Сейчас, сейчас, сейчас.
И присасывается к моей шее, а плечи его содрогаются в сладкой муке, когда он наконец кончает. Я глажу руками его спину, чувствуя напряженные мышцы, провожу по позвоночнику, пока он все еще глубоко во мне. Изогнувшись, я прижимаюсь к нему, чтобы чувствовать его кожу на моей, чтобы мой пот смешался с его потом.
Ансель приподнимается на локтях и наваливается на меня, все еще пульсируя внутри, гладит ладонями мое лицо и волосы.
– Это слишком хорошо, – говорит он мне в губы. – Это так хорошо, Сериз.
Затем он просовывает руку между нами, чтобы снять презерватив, стаскивает его и кидает, не глядя, в мусорную корзину около прикроватной тумбочки, откидывается в изнеможении на постель рядом со мной, проводит левой рукой по лицу, а потом кладет ее на влажную от пота грудь, прямо под сердце. Я не могу не смотреть на золотой ободок кольца на его пальце. Его живот сжимается и расслабляется при каждом вздохе и выдохе.
– Пожалуйста, Миа.
Я снова борюсь с искушением согласиться и выкрикиваю:
– Я не могу!
Он закрывает глаза, и сердце мое сжимается при мысли, что я больше не увижу его.
– А если бы мы не напились и не сошли с ума… если бы не поженились… ты бы поехала со мной во Францию? – спрашивает он. – Просто в путешествие?
– Не знаю.
Но на самом деле ответ другой: я бы могла. Мне пока не нужно уезжать в Бостон, я планировала сделать это, но только потому, что мне нужно освободить комнату в кампусе, а проводить лето в родительском доме я не хочу. А лето в Париже после окончания колледжа – это именно то, что нужно девушке моего возраста. С Анселем, в качестве любовника, может быть даже в качестве соседа, это было бы грандиозное приключение, потрясающая поездка. Совсем другое дело, чем если поехать к нему на лето в качестве его жены.
Он улыбается с легкой грустью и целует меня.
– Скажи мне что-нибудь по-французски. – Я слышала его французский уже тысячу раз, когда он бывает близок к оргазму, но это первый раз, когда я прошу его об этом сама, не зная, зачем и почему. Это кажется опасным: из-за его рта, голоса, его акцент похож на горячий шоколад.
– Ты знаешь французский? Хоть что-нибудь?
– Кроме «Сериз»?
Его глаза скользят по моим губам, и он улыбается.
– Кроме.
– Fromage. Château. Croissant
[5].
Он повторяет за мной «Croissant» с тихим смешком, и когда он его произносит, это слово звучит совершенно иначе. Не знаю, как должно оно звучать, но в его исполнении оно звучит так, что мне немедленно хочется снова затащить его на себя.
– Ладно, в таком случае я тебе скажу. Je n’ai plus désiré une femme comme je te désire depuis longtemps. Ça n’est peut-être même jamais arrivе
[6]. – Он откидывается назад и наблюдает за моей реакцией, как будто это шифрованное послание и я должна его разгадать. – Est-ce totalement fou? Je m’en fiche
[7].
Мой мозг не в состоянии перевести это, а вот тело, похоже, прекрасно понимает, что он сказал что-то очень личное.
– Могу я спросить кое-что?
Он кивает.
– Почему ты просто не хочешь аннулировать брак?
Он криво усмехается, в глазах его появляется лукавство.
– Потому что ты записала это в наши брачные клятвы. Мы оба обязуемся до осени не расторгать брака.
Несколько долгих секунд я прихожу в себя от шока. Я умею быть убедительной и требовательной, тут не поспоришь.
– Но это же не настоящий брак, – шепчу я и делаю вид, что не вижу, как он слегка морщится в ответ. – Разве эта клятва имеет значение, если мы все равно собираемся нарушить все остальные, например, «пока смерть не разлучит нас»?
Он разворачивается и садится на край постели, спиной ко мне, ссутулясь и прижав руки ко лбу.
– Я не знаю. Я стараюсь не нарушать данных обещаний. Все это для меня очень странно и дико, пожалуйста, не думай, что я понимаю, что происходит и что нам делать дальше, только потому, что я уверен относительно одного конкретного пункта.
Я тоже сажусь рядом с ним и целую его в плечо:
– Мне кажется, я понарошку вышла замуж за по-настоящему хорошего парня.
Он смеется, а потом встает и уходит.
Я понимаю, что ему нужна дистанция, и чувствую слабый укол боли под ребрами, там, где сердце.
Вот и все.
Теперь мне нужно уйти.
Он одевается и стоит у двери в ванную, глядя, как я натягиваю одежду. Я надеваю трусики, и они все еще влажные от меня, от его губ, но только теперь они еще и холодные. Я бросаю их на пол, надеваю лифчик и платье прямо так и сую ноги в шлепанцы.
