С еще одним тихим стоном он поворачивает лицо ко мне, стягивает боксеры на бедра, выпуская на волю свою эрекцию.
– J’ai envie de toi
[16], – говорит он мне в волосы и проводит головкой члена у меня между ног, словно проверяя, прежде чем с тихим стоном войти внутрь. – Я хочу тебя всегда.
Это секс без слов или игр, просто мы оба работаем для достижения общей цели. Я двигаюсь медленно, мои движения полны ленивой расслабленности, и сейчас ночь, время смелых, поэтому я могу себе позволить сесть на него сверху, опустить голову на его грудь и вытянуться во весь его рост. Его движения тоже медленные, но это потому, что он старается быть осторожным, нежным со мной.
Обычно он более разговорчив. Может быть, все дело в том, что уже слишком поздно, но я не могу отделаться от ощущения, что он просто пытается отвлечься и не думать о том, что произошло за дверью спальни.
Но вот руки Анселя опускаются на мои бедра, крепко сжимая их, и вся неловкость исчезает, ее заменяет нарастающее, всепоглощающее удовольствие.
– Ты так хорошо трахаешься, – хрипит он, ввинчиваясь в меня, встречая меня на полпути. Больше никакой расслабленности и сна. Я уже близко, он уже близко, и я впитываю звуки его приближающегося оргазма, чувствуя, как мое собственное наслаждение растекается по ногам и позвоночнику. Я так полна им, так полна этими ощущениями, что меня больше не существует: это чистое удовольствие, чистое и кристаллизованное, горячее и дикое.
Он так сильно меня толкает, что я выпрямляюсь, руки его вцепляются в мои бедра и приподнимают меня, заставляя насаживаться на него все быстрее, а сам он входит в меня все глубже и сильнее.
– Трахай меня! – рычит он, одной рукой грубо ухватив меня за грудь. – Трахай меня сильнее.
И я трахаю. Упираюсь руками в его грудь и подпрыгиваю на нем снова и снова. Я никогда еще не была такой страстной наверху, никогда не двигалась с такой скоростью. Наши движения удивительно синхронны, резки и гармоничны одновременно, и, задохнувшись, я кончаю, мои ногти впиваются в его кожу, и протяжный, отчаянный стон срывается с моих губ.
Я хочу…
Да…
Кончаю…
О господи…
Сильнее…
О господи!
Эти мои бессвязные выкрики сливаются с его рычанием, и он садится, вцепившись руками в мои бедра, а зубы его прижимаются к моей ключице, и он резким толчком входит в меня, кончая с хриплым криком после этого финального, сильного толчка.
Его руки обвиваются вокруг моей талии, он прижимается лицом к моей шее, тяжело дыша. У меня кружится голова, ноги уже устали. Он, кажется, не хочет отпускать меня, но мне нужно сменить положение, и я осторожно выскальзываю и опускаюсь рядом с ним на постель. Молча он поворачивается ко мне лицом, раздвигает мне ноги и медленно водит все еще твердым пенисом вокруг моего клитора, целуя мой подбородок, щеки, губы.
– Я хочу еще, – признается в темноту комнаты. – Я не насытился.
Я подаюсь вперед, впуская его в себя снова. На этот раз все продолжается недолго, но есть что-то особенное в том, чтобы чувствовать его вот так: он очень тесно прижимается ко мне, так, что между нами не остается свободно пространства, и едва покачивается, а черная ночь укрывает нас своим бархатным одеялом. Мне хорошо до боли.
– Я хочу целый день заниматься с тобой любовью, – говорит он мне в губы. – Не хочу думать о работе, друзьях, даже о еде. Хочу только жить на тебе.
Тут я вспоминаю, что хотела расспросить его о том, что случилось за дверью.
– Ты в порядке?
– Да. Я просто хочу уснуть в тебе. Может быть, наши тела займутся любовью, пока наши мозги будут спать?
– Нет, я не про это, – осторожно начинаю я. – Кто там был, за дверью?
Он медлит с ответом.
– Перри.
Перри. Тот друг, который не смог поехать в Вегас с остальными.
– И чего он хотел?
Он колеблется, целуя мою шею, потом наконец произносит:
– Я не знаю. Посреди ночи? Я не знаю.
Глава 13
Мне не нужно открывать глаза, чтобы понять, что еще темно. Кровать представляет собой гнездо из теплых одеял, простыни мягкие и пахнут Анселем и ополаскивателем для белья. Я так устала, я плыву, дрейфую между сном и реальностью, поэтому слова, которые он шепчет в мои уши, звучат как будто сквозь толщу воды:
– Ты хмуришься во сне. – Теплые губы касаются мочки моего уха, пальцы гладят кожу около нее. Он целует одну щеку, затем другую, трется носом о мой подбородок, а затем снова возвращается к уху.
– Я видел твои туфли у двери, – шепчет он. – Ты уже, наверно, обошла весь Париж. Они, похоже, стоптаны до дыр.
На самом деле это похоже на правду. Париж бесконечен, он как будто снова и снова разворачивается передо мной. За каждым углом оказывается новая улица, новая статуя, еще одно здание, более старое и красивее тех, что я видела до этого. Я осматриваю одно место, и у меня рождается желание посмотреть, что за ним, дальше. Мне никогда раньше не хотелось так сильно заблудиться в каком-нибудь городе, потеряться в нем.
– Мне нравится, что ты изучаешь мой город. И я только могу посочувствовать тем парням, которые увидят, как ты гуляешь по нему в том маленьком сарафанчике, который висит в ванной. Ты наверняка приведешь за собой толпу восхищенных поклонников, и мне придется отгонять их.
Я чувствую, как он улыбается. Кровать как будто покачивается, его дыхание шевелит мне волосы. Я не шевелюсь и не хочу даже дышать, потому что я вообще не хочу просыпаться, никогда. Не хочу, чтобы он переставал разговаривать со мной вот так.
– Сегодня снова суббота… я постараюсь прийти домой пораньше. – Он вздыхает, и я слышу в его голосе усталость. Не уверена, что могу даже представить, как ему тяжело балансировать между ответственностью за меня и работой. Наверняка это все равно что двигаться одновременно в двух разных направлениях.
– Я сам позвал тебя сюда, и меня все время нет рядом. Я совсем не этого хотел. Просто… я не продумал все как следует. – Он смеется мне в шею. – Все, кто меня знает, на этом месте закатили бы глаза. Оливер, Финн… а особенно моя матушка, – говорит он нежно. – Они говорят, я слишком импульсивен. Но я хочу стать лучше. Я хочу быть хорошим для тебя.
Я чуть не плачу.
– Ты не проснешься, Сериз? Не поцелуешь меня на прощание своими губками? Этими вот самыми губками, от которых я схожу с ума? Я вчера был на встрече, и когда назвали мое имя, я даже не мог понять, о чем они говорили. Потому что все, о чем я мог думать, – это то, как твои вишневые губки обнимают мой член, а вечером ты… о… Сегодня я буду думать и об этом тоже. Из-за тебя меня уволят, и когда мы окажемся с тобой на улице без гроша в кармане, тебе некого будет обвинять, кроме своего собственного рта.
