Он убирает руку и снова проводит ею по моей груди.
– Я абсолютно уверен, что «Капито» в конце концов отзовет иск.
– Мне так хочется, чтобы ты остался.
– Мне тоже. – Он целует меня так нежно, так искренне, что в груди у меня что-то болезненно сжимается. Это не может быть только сердце, потому что весь воздух выходит из моего тела. И это не могут быть только легкие, потому что мой пульс бьется как сумасшедший. Это как будто Ансель пробрался в мою грудную клетку, поселился там и переворачивает все вверх дном.
– У тебя есть какие-то очень важные планы на сегодня? – спрашивает он. Я качаю головой, и он подытоживает: – Тогда, значит, сегодня ты попрактикуешься в французском.
– С кем?
– С мадам Олард, соседкой снизу. Ты ей нравишься, и она считает, что у нас скоро будет ребенок.
Я выпучиваю глаза и прижимаю обе руки к животу.
– Но я не столько набрала! – восклицаю я и перевожу взгляд на свои руки. – Или… столько?
Он смеется и наклоняется, чтобы поцеловать меня.
– Ты выглядишь точно так же, как когда приехала. Лучше скажи мне, как будет «я не беременна» по-французски. Ты можешь спуститься вниз и сообщить ей об этом самостоятельно.
Я закрываю глаза и думаю.
– Je ne… suis pas…
[22] – Я запинаюсь и смотрю на него растерянно. – Беременна?
– Enceinte, – произносит он. Его глаза скользят по моему телу, и я вытягиваюсь под его взглядом, невольно думая, есть ли у меня шанс, что он сейчас сбросит одежду и займется со мной любовью, прежде чем уйти на эту свою работу.
Он поднимается, и я вижу внушительную выпуклость у него на брюках, спереди, там, где молния от ширинки.
Я хватаю его, выгнувшись:
– Десять минут!
Вообще-то я хотела, чтобы это прозвучало игриво, но в его глазах мелькает настоящая тоска:
– Я не могу.
– Я знаю.
– Мне так жаль, Миа. – Его взгляд ищет мой. – Я ведь знал, что буду очень занят, о чем я только думал? Но ты здесь, и я без ума от тебя. Разве могу я об этом жалеть?
– Перестань. – Я обнимаю его за талию. – Это было мое лучшее решение за очень долгое время.
Его глаза вспыхивают, когда я говорю это, и он утыкается лицом в мою ладонь, а потом ложится сверху на мое обнаженное тело.
– Это так странно, правда? – спрашивает он тихонько, прижимаясь лицом к моей шее. – Но это все настоящее. И никогда не было ненастоящим.
У меня перед глазами пестрой лентой проносятся последние несколько недель – сколько же там воспоминаний, сколько эмоций! Первые две недели здесь, с ним, не все я помню отчетливо из-за болезни. Неловкость, когда мы впервые занимались любовью после моего приезда. Вернувшаяся страсть, когда я нарядилась его служанкой… А ведь я больше не смогу прислуживать Анселю после развода, когда через пару недель отправлюсь домой.
– Что же мы будем делать? – спрашиваю я, и мой голос прерывается на последнем слове.
Солнечное настроение снова возвращается к Анселю, он снова сияет улыбкой, ведь он понимает, что только один из нас может пребывать в расстроенных чувствах, а второй должен излучать радость и позитив. Ведь это же приключение, внезапное и потрясающее.
– Мы? Мы займемся сексом, когда я вернусь с работы. У нас будет много секса. – На этот раз, поднимаясь, он уже точно собирается уходить. – И покажи мне снова свою темную сторону.
В меня летит одеяло, и когда я из него выпутываюсь, Анселя уже нет, я только слышу, как за ним с тяжелым стуком захлопывается дверь.
* * *
МАДАМ АЛЛАРД довольно долго подбирается к вопросу о том, скоро ли у нас будет ребенок – она очень взволнованна появлением в нашем доме нового щенка и очень хочет поделиться впечатлениями о свежем винограде в магазинчике на углу. А потом мне требуется еще больше времени, чтобы убедить ее, что нет, мы пока не ждем ребенка. Она так искренне радуется, когда я отвечаю по-французски: «Madame, je ne suis pas enceinte»
[23], что это вдохновляет меня на то, чтобы попытаться заказать обед на французском языке. Но грозный и куда менее доброжелательный официант с ужасными бровями в ресторанчике на углу лишает меня уверенности в себе, и вместо этого я заказываю свое любимое блюдо, soupe à l’oignon
[24], на стандартном виноватом английском.
Интересно, сколько людей в окружении Анселя считают, что я приехала сюда потому, что беременна? Ну и что, что он уезжал всего на три недели, кто знает, что думают эти люди? А затем я начинаю думать: а сказал ли он обо мне своей матери? А отцу?
Почему мысль о беременности вызывает у меня улыбку, а потом какое-то странное покалывание внутри? Enceinte… такое роскошное слово. А еще более роскошна мысль о полноте, о том, что внутри меня может поселиться частичка его, частичка нашего будущего, нашего ОБЩЕГО будущего. И хотя ребенка внутри меня нет, сама мысль о нем вызывает у меня бурю эмоций.
И проблеск надежды.
И тут же желудок у меня сжимается. Под влиянием импульса я хватаю телефон и пишу Анселю: «А твои родители знают, что мы женаты?»
Как же мне раньше в голову не пришло спросить его об этом?
Он не отвечает, пока я ем, и проходит почти час, и я уже ухожу на несколько километров от квартиры, бродя бесцельно по переулочкам, когда телефон в сумке вдруг начинает вибрировать.
«Мать знает, отец нет». И затем: «Тебя это обижает?»
Я понимаю, что у него много работы и я могу рассчитывать всего на несколько минут его внимания, я быстро печатаю: «Нет. Мои родители не знают. Я просто вдруг поняла, как мало мы об этом говорим».
«Мы поговорим об этом позже, но не сегодня».
Я смотрю на экран телефона с недоумением. Это определенно загадочно.
«Почему не сегодня?»
«Потому что сегодня ты непослушная девочка, а не хорошая».
Я отправляю свое сообщение: «Черт, да, и приходи домой поскорее». И в этот момент телефон снова вибрирует: пришло новое сообщение, но уже не от Анселя. От Харлоу: «Я в Канаде».
Я выпучиваю глаза и пытаюсь найти хоть какое-то объяснение этому, и мой мозг тут же услужливо подбрасывает мне единственную возможную версию. У Харлоу нет родственников в Канаде, нет никаких дел в Канаде. И я печатаю свой вопрос с такой скоростью, что приходится исправлять аж семь ошибок в пяти словах: «Ты что там, трахаешь Финна???»
Она отвечает не сразу, и я, не раздумывая, решаю написать Анселю, чтобы он подтвердил мои подозрения.
