– Я не злюсь. – Я качаю головой в подтверждение своих слов. – Я просто… я просто поверить не могу, что ты правда здесь!
– А ты думала, я буду просто сидеть и ждать, пока все само собой как-то уладится в будущем? Нет уж, я не мог быть так далеко от тебя…
– Ну… я рада.
Я знаю, что он хочет спросить: «Почему ты ушла так? Почему даже не попрощалась со мной?» – но он не спрашивает. И этим зарабатывает сразу много очков. Потому что хотя и мой приезд во Францию, и мое бегство оттуда были импульсивными, причиной в обоих случаях был он: первый раз я летела на крыльях любви, второй – с разбитым сердцем. И хорошо, что он это понимает. Он оглядывает меня с ног до головы и задерживается взглядом на моих ногах, выглядывающих из-под короткой танцевальной юбочки.
– Ты выглядишь потрясающе, – говорит он. – Правда. Ты выглядишь так сногсшибательно, что у меня просто нет слов.
Я больше не могу сопротивляться и бросаюсь ему на шею. Он обнимает меня и утыкается лицом мне в щеку. У него такие длинные руки, что он мог бы обвить ими мою талию несколько раз. Я чувствую его дыхание на своей коже и то, как он дрожит от моей близости, и когда я произношу: «Так хорошо!» – он только кивает, и наше объятие, кажется, может длиться вечно.
Его губы находят мою шею, подбородок, он посасывает и прикусывает мою кожу. Дыхание у него теплое и свежее, он шепчет что-то по-французски, какие-то слова, которые я не могу перевести, но это и не нужно. Я слышу слова «любовь», «жизнь», «прости», и вот он берет в ладони мое лицо и накрывает своими губами мои, глаза у него открыты, пальцы дрожат. Это единственный, целомудренный поцелуй, без языка, неглубокий… но то, как я трепещу в ответ, кажется, обещает ему нечто гораздо большее, потому что он отстраняется и смотрит на меня торжествующе.
– Пойдем же, – говорит он, и ямочка его становится глубже. – Нужно поблагодарить твоих девочек.
Я так изголодалась по нему, по нам, но еще больше мне хочется увидеть его сейчас вот так, вместе с моими друзьями, поэтому, взяв его за руку, я веду его в машину.
* * *
АНСЕЛЬ НАДЕВАЕТ РУБАШКУ и рассказывает о своем полете, о том, как ему пришла в голову мысль, что надо улететь сразу после работы, и как он прилетел, и как потом ему пришлось ждать целый день, чтобы увидеть меня… все эти милые детали призваны замаскировать один вопрос, который дрожит у каждого из нас на кончике языка: и что теперь?
Я веду машину и посматриваю на него искоса. На фоне темнеющего у него за спиной неба он выглядит невероятно шикарно и элегантно в своем костюме цвета графита и лавандовой рубашке на пуговицах. Я, хоть и вышла только что из танцевального класса, переодеваться не собираюсь. Если мы заедем сначала ко мне домой, нет сомнений, что мы там и останемся, а мне нужно увидеть девочек, нужно сказать им спасибо. И, что еще важнее, дать ему возможность сказать им спасибо.
Я только переобуваюсь в более удобные туфли на плоском каблуке и везу Анселя в бар «Динамит», где тащу его за руку прямо к Лоле и Харлоу, которые широко улыбаются при виде меня и моего мужа, моего Анселя. Они сидят в отдельной кабинке, потягивая коктейли, и Лола видит меня раньше, чем Харлоу. И разрази меня гром, если ее глаза не наполняются слезами при виде нас.
– Нет! – Я грожу ей пальцем, смеясь. При всей ее внешней жесткости она такая чувствительная! – Нет-нет, мы так не делаем!
Она смеется в ответ, качает головой и смахивает слезы, и я наблюдаю со смешанными чувствами удивления и радости, как мои самые близкие люди и мой муж обнимаются, словно они лучшие друзья и просто ненадолго разлучались.
Но ведь на самом деле так и есть. Я люблю его, а значит, и они тоже. Я люблю их, а значит, и он любит их тоже. Он вынимает из внутреннего кармана пиджака две шоколадки и протягивает одну Лоле, а другую Харлоу.
– Это за помощь. Я купил их в аэропорту, так что не смотрите с таким уж восторгом.
Они обе берут подарки, и Харлоу смотрит на свою шоколадку, а потом переводит взгляд на Анселя:
– Если она тебя не прикончит сегодня вечером, это сделаю я.
Он вспыхивает румянцем, его ямочка, тихий смех, то, как он закусывает губу, – все, я готова. Черт, убейте меня на месте.
– Нет проблем, – говорю я, бросаю его пиджак на стул и тащу его на танцпол. Меня совершенно не волнует, что за песня играет, я не выпущу его из рук этой ночью ни на секунду. Обняв его, я прижимаюсь к нему всем телом.
– Мы снова танцуем?
– О, нас ждет очень много танцев, – обещаю я ему.
– Ты могла заметить, что я старательно следую твоим указаниям. Я так горжусь тобой, – шепчет он и смотрит мне в глаза. – Ты только что заявила, что вечером прикончишь меня. – Его улыбка становится шире, а руки ложатся на мою талию.
– А ты разыгрывай карты правильно.
– Я забыл свои карты. – Его улыбка гаснет. – Но зато я привез свой пенис.
– Что ж, я постараюсь его не сломать на этот раз.
– На самом деле, я думаю, тебе нужно лучше стараться.
Пол у нас под ногами сотрясается от басов, и мы почти кричим во время этой игривой пикировки, но настроение почему-то уходит, между нами повисает напряжение. Нам всегда удавался флирт, и в сексе у нас все было прекрасно, но нам всегда приходилось притворяться кем-то другим, чтобы быть откровенными друг с другом.
– Поговори со мной, – просит он, шепча мне прямо в ухо. – Расскажи, что случилось тем утром, когда ты ушла.
– Я… просто поняла, что мне нужно сделать шаг назад и подумать, что делать дальше, – говорю я тихо, но он сейчас очень близко ко мне и я знаю, что он слышит меня. – С твоей стороны было ужасно дерьмово не сказать мне о Перри. Но на самом деле это дало мне тот пинок, который был очень нужен.
– Прости меня, Сериз.
Когда он произносит это мое прозвище, грудь у меня напрягается, и я провожу руками по его груди:
– Если мы хотим попытаться быть вместе, я должна быть уверена, что ты будешь рассказывать мне о таких вещах.
– Обещаю. Буду.
– Прости, что я ушла так.
Его ямочка появляется буквально на несколько секунд.
– Покажи мне кольцо. Я увижу, что оно все еще у тебя на пальце, и ты прощена.
Я поднимаю свою левую руку, и он смотрит на тонкий золотой ободок у меня на пальце, а потом целует его.
Мы медленно покачиваемся, почти не двигаясь, хотя все вокруг прыгают, дергаются и трясутся под музыку. Я кладу голову ему на грудь и закрываю глаза, вдыхая его запах:
– Ладно, с этим покончили. Теперь твоя очередь болтать.
С легкой улыбкой он наклоняется ближе, целует сначала мою правую щеку, а потом левую. И касается моих губ на несколько долгих, прекрасных секунд.
– Мой любимый цвет – зеленый, – говорит он мне прямо в рот, и я хихикаю. Его руки скользят вниз по моему телу, руки смыкаются у меня на талии, он придвигается еще ближе и целует меня в шею. – Я сломал руку, когда мне было семь лет, учился кататься на скейтборде. Я люблю весну и ненавижу зиму. В детстве моим лучшим другом был Огюст, а его старшую сестру звали Катарина. С ней у меня случился первый поцелуй, когда мне было одиннадцать, а ей двенадцать, в кладовке в доме моего отца.
