— Сережа, — позвала я. — Я в лесу Юриса встретила. Возле ручья.
Он посмотрел на меня и чертыхнулся:
— Рассказывай.
— Нечего рассказывать. Увидела его на тропе, он убежал.
— Почему сразу не сказала?
— Не знаю. Забыла, наверное. Не придала значения. По-моему, подозревать Юриса так же глупо, как и Константина Егоровича.
— Вот черт… Как только в округе узнают об очередном убийстве, такое начнется…
— Что ты имеешь в виду? — не поняла я.
— Я имею в виду, сосед начнет подозревать соседа, все старые обиды расцветут буйным цветом… Не вовремя ты приехала…
— Я-то здесь при чем?
— Ты ни при чем, но косо все равно смотреть будут. Когда люди напуганы, в голову им приходят странные мысли.
— Я все равно не уеду.
— Да понял я… — отмахнулся Сергей. — Мне бы радоваться, но уж очень беспокойно… Дверь у тебя опять была открыта… — попенял он.
— Ты прав, нет привычки запираться.
— Придется обзавестись. Аня, — помолчав, позвал он.
— Что?
— Не хотел тебе говорить, но… это касается Стаса.
Я как раз включила чайник и теперь стояла, глядя на Сергея, в трех шагах от него. Звягинцев молчал, точно собираясь с силами.
— Я тебя слушаю, — не выдержала я.
— Может, в самом деле, говорить не стоило… но уж если начал… Я не уверен, что Стас умер своей смертью.
— Что? — растерялась я.
Подошла и вновь села напротив Сергея. Он смотрел в окно, хмурился.
— Когда я его нашел, дверь была не заперта. Он сидел за столом… Последнее время чувствовал Стас себя неважно, и фельдшер, и врач ему то и дело звонили… Я к тому, что телефон у него был под рукой. Почувствуй он себя хуже, должен был сообщить.
— Возможно, просто не успел, — сказала я. — В любом случае, проводили вскрытие, он ведь дома умер. А значит…
— Вскрытие в районной больнице делали. Тамошнего патологоанатома я хорошо знаю. Пьет как лошадь, говоря между нами. Я к нему уже после похорон Стаса ездил. Клянется и божится, что все сделал, как надо. Причина смерти никаких сомнений не вызывает. Но не очень я ему верю. Еще вопрос, что и как он смотрел, и что увидел. Дело-то вроде ясное: пожилой человек, болел, да еще жил один…
— Так и есть, — не очень понимая, куда он клонит, сказала я. Звягинцев кивнул.
— Вот-вот. У него ведь диабет обнаружили. Последнее время был на уколах. Я у врача спрашивал, существует ли способ свести диабетчика в могилу, не вызывая подозрений.
— О чем ты?
— О том, что если с ним хотели разделаться…
— Разделаться со Стасом? — перебила я. — Ты в своем уме? Да кому это надо?
— Именно поэтому я и молчал, — усмехнулся Звягинцев. — В самом деле, кому? Заговори я в ментовке об этом, начнут крутить пальцем у виска.
— Хорошо, — посоветовав себе набраться терпения, сказала я. — Есть причина, почему подобные мысли пришли тебе в голову?
— Я уже после похорон все сопоставил, — пожал он плечами. — Верный был в сенях, когда я пришел. Что собака там делала? Был бы в доме — понятно. Или на улице. А в сенях?
Я вдруг почувствовала беспокойство. По спине пошел холодок, я невольно поежилась.
— Открыть дверь Верный сам не мог, — продолжил Сергей куда увереннее, как видно, обратив внимание на мою реакцию. — И еще. Стас много лет один жил, человек аккуратный. У такого, как он, все на своих местах. Я на следующий день сюда пришел, осмотрел все еще раз. В шкафу все чашки в ряд, ровненько, а одна в стороне стоит, за стаканами. И блюдце с краю, а остальные с другой стороны и тоже в ряд.
— Ты хочешь сказать… чашку с блюдцем кто-то другой поставил?
— Вот именно. И второпях не обратил внимания на заведенный Стасом порядок: тарелка к тарелке, блюдце к блюдцу.
— Он с кем-то пил чай? — сообразила я.
— И этот кто-то мог незаметно подсунуть лекарство, что и спровоцировало остановку сердца. Само собой, скажи я это в полиции, меня на смех поднимут. Далеко идущие выводы из-за чашки с блюдцем и запертой в сенях собаки.
— Но если Верный был в сенях, чужого человека вряд ли бы выпустил…
— Точно. Значит, был это кто-то из своих, кого собака хорошо знает. А в сенях ее заперли по одной причине: чтобы за гостем не увязалась. Встреть их кто-то, стало бы ясно, откуда идет человек, разговоры бы точно пошли.
— Допустим, ты меня убедил, — сказала я после того, как мы довольно долго сидели в молчании, каждый думал о своем. — Тогда вопрос: кому помешал одинокий пенсионер? Хутор бабка завещала мне. На счету у Стаса приличные деньги, но ведь их чужой человек не снимет. Конечно, может речь идет о семейном кладе, но если я о нем ничего не знаю, то как узнал посторонний?
— Насчет клада, кстати, идея, — криво усмехнулся Сергей. — Учитывая историю вашего семейства, клад вполне может быть, и не один. Но Стас уж точно бы не стал рассказывать о нем кому попало, он вообще был не любитель болтать. А вот тебе бы непременно рассказал. Боюсь, тут другое. Он последние дни перед смертью странно себя вел, то есть тогда мне так не казалось, а вот потом… Он убийством интересовался. Пару раз даже домой ко мне заходил. Я еще удивился: не скажешь, что он был особенно любопытен. Хотя в селе, конечно, только об этом и говорили. Самое яркое событие за последние годы, считай, с войны ничего подобного не было. В общем, отличный повод для разговоров. Но Стас ведь не деревенская кумушка, которая всех соседей обежит, чтобы новости узнать. Не очень все это на него похоже.
— То есть, по-твоему, он что-то знал об этом убийстве?
— Нет. Сомневаюсь, что в этом случае он бы промолчал. Я бы сказал, что-то навело его на кое-какие мысли. Он считал, что делиться ими со мной преждевременно. Возможно, хотел что-то проверить.
— Но не успел?
— Кому-то об этом стало известно.
— И он пришел выпить чаю? Даже представить затрудняюсь, кто это мог быть… То есть та же фельдшер, конечно, чаю выпить с ним могла, но мужчина…
— Всем известно, что Стас не пьет. А значит, рассчитывать на дружескую попойку не приходится.
— А лекарство подсыпать надо, — подхватила я.
— Вот именно. Так что без чаепития никак. Дни стояли холодные, отчего ж чая не попросить с дороги? Стас человек вежливый и хозяин хороший, тем более что гости у него не часто бывали.
— Но если он этого человека подозревал, вряд ли бы сел с ним чай пить.
— Не скажи. Допустим, не хотел, чтоб тот о подозрениях раньше времени узнал. Или визит старика напугал, и он старался делать вид, что рад гостю.
— Если б испугался, собаку бы при себе держал.
