Несмотря на эталонный русский язык Ф.И. Толстого, Сарра плохо говорила по-русски. Она начала изучать русский язык только за год до смерти, летом 1837 года, под руководством профессора и стихотворца Н.И. Бутырского (1783−1848). Ранее Бутырский преподавал поэзию и эстетику в Петербургском университете, но ко времени занятий с Саррой он читал лекции по российской словесности уже в Военной академии. Ревностный поклонник творчества В.А. Жуковского (что передалось и его воспитаннице), он по произведениям этого поэта обучал ее русскому языку. В то же время Бутырский стал известен как мастер и популяризатор русского сонета – как раз в 1837 году в Петербурге он издал сборник «И моя доля в сонетах», в который вошло более ста стихотворений.
Читала маленькая Сарра Толстая запоем. Из немцев ее кумирами были Ф. Шиллер, И.-В. Гёте, И.Г. Гердер, Ф. Шлегель, Ф фон Новалис, Л. Уланд, Л. Тик, Л.Г.К. Гельти, И.Г. Фосс, К.Т. Кернер, миннезингеры; из англичан – Байрон, Т. Мур, В. Скотт и др. Именно чтение развило в ней романтическую мечтательность. «С сей поры, – пишет ее биограф, – уже запала искра божественного огня в душу юную по летам, но зрелую по полным ощущениям. Сарра еще не писала, но уже была поэт».
С девяти лет она играла на фортепиано произведения Геслера и фуги Баха; страстно любила Моцарта. В пронзительных звуках Бетховена находила какой-то особый отголосок своей страждущей, стремящейся вдаль души.
С успехом занималась живописью и благоговела перед Рафаэлем и Кореджио. Картины эти она видела в галерее Дрездена, куда по ее просьбе ее возили родители.
А.С. Пушкин заметил, что Сарра Толстая – «почти безумная, живет в воображаемом мире, окруженная видениями». Действительно, в стихах графини (а писать она начала в 14 лет) вы не найдете ничего осязаемого, конкретного, предметного. Это лишь чувства, облеченные в поэтическую форму. Поэзия ее – чисто лирическая: любовь, дружба, впечатления явлений природы, сердечные излияния. Иногда она использует мифологические имена (Зефир, Селена). «Утешение», «Любовь», «К дитяти», «Чувство, которому нет имени», «К сетующей подруге», «К В.А. Жуковскому при получении его стихотворений» – вот заглавия некоторых пьес графини Сарры, проникнутые тоном грустной мечтательности. При этом следует уточнить – оригинальные стихотворения, которые до нас, к сожалению, не дошли, поэтесса писала на английском и немецком языках. Поэтому мы можем судить о ее поэзии только по русским прозаическим подстрочным переводам, выполненным М.Н. Лихониным. Приведем перевод одного текста (он не имеет заглавия):
«Знаешь ли ты страну, где цветет радость, пламенеет святая роза любви, иссякает горький источник слез и любовь побеждает силу несчастия: что, знаешь ли ты ее?
Знаешь ли ты страну, где при звуке арф, при светлом божественном пении, в награду страданию, подают пальму – вечно свежий венец; что, знаешь ли ты ее?
Знаешь ли ты страну, где в чертогах Вечного разливаются ароматы любви и дух, витая в блеске солнца, перелетает от блаженства к блаженству: что, знаешь ли ты ее?»
По свидетельству А.С. Пушкина, Сарра от туберкулеза лечилась «омеопатически». Действительно, за ней наблюдал гомеопат Ф.И. Мандт – тогдашнее светило (о нем, между прочим, впоследствии шла молва, что он отравил императора Николая I). Однако все усилия эскулапа оказались тщетными. 24 апреля 1838 года Сарра Толстая скончалась в Петербурге на 18-м году жизни. Похоронена же была в Москве на Ваганьковском кладбище.
Одним из первых на смерть девушки откликнулся В.А. Жуковский, который в стихотворном послании к Ф.И. Толстому, в частности, писал:
Не для земли она назначена была.
Прямая жизнь ее теперь лишь
началася —
Она уйти от нас спешила и рвалася,
И здесь свой краткий век два века
прожила.
Высокая душа так много вдруг
узнала,
Так много тайного небес вдруг
поняла,
Что для нее земля темницей
душной стала,
И смерть ей выкупом из тяжких
уз была.
Но в миг святой, как дочь навек
смежила вежды,
В отца проникнул вдруг день
веры и надежды.
В 1839 году, через год после смерти дочери, Толстой-Американец в небольшом количестве экземпляров, предназначеных для родных и друзей графа, издал названный сборник ее стихов. «Эта книга одного из существ в высшей степени оригинальных, странных, романтических, которые когда-либо существовали, по своей природе, судьбе, таланту, образу мыслей. Это чудесное явление было недолговечно, как вспышка молнии», – приветствовал это издание В.Г. Белинский. Восторженно отозвался о поэтессе и М.Н. Катков в своей статье «О сочинениях Сарры Толстой», написанной в приподнятом национальном духе, с оттенками мистического настроения. «Необыкновенной девушкой с высоким поэтическим даром» назвал Сарру А.И. Герцен. А композитор А.А. Алябьев на текст ее стихотворения «Роза» сочинил известный романс.
К слову, Толстой решил увековечить память о дочери не только изданием ее сочинений, но и постройкой богадельни в ее честь. Но один архитектор, из мещан, выстроил ее не так, да к тому же прикарманил себе часть денег графа. Тогда разъяренный Федор Иванович зазвал его к себе в дом и самолично одним махом вырвал у него зуб. Американец за это чуть было не угодил в тюрьму. «Мещанин подал просьбу, – рассказывает А.И. Герцен в «Былом и думах», – Толстой задарил полицейских, задарил суд, и мещанина засадили в острог за ложный извет».
Но вернемся к дарственной надписи Толстого на книге, где говорится о «сердечной любви и уважении» к адресату – княгине Надежде Федоровне Четвертинской (1791−1883). Не составило особого труда установить девичью фамилию княгини – Гагарина. С семьей же Гагариных Толстого связывали не только дружеские, но и родственные отношения – прежде всего через мать Надежды Федоровны – Прасковью Юрьевну Трубецкую-Гагарину (1762−1848). Характер этой замечательной женщины своей оригинальностью и эксцентричностью во многом походил на толстовский. Литератор И.М. Долгорукий в своих мемуарах называет способность на решительные поступки и взбалмошность доминирующими чертами Трубецкой (и это также роднит ее с Толстым). Но наиболее ценное свидетельство Долгорукого – это то, что Прасковья Юрьевна первая из русских женщин поднялась в Москве на воздушном шаре. Однако известно, что до предшественников, то помимо С.Л. Львова, полёт осуществил как раз Федор Толстой, стартовавший весной 1803 года. Дело не в том, летели ли они на одном воздушном шаре или нет, и даже не в том, что подобный поступок почитался тогда героизмом, – главное то, что молодого графа и энергичную княгиню объединяют смелость, кураж, стремление к острым ощущениям.
Список совпадений может быть продолжен. Как и Американец, она попала в бессмертную комедию А.С. Грибоедова «Горе от ума». Но если о Толстом в комедии распространяется Репетилов, то о ней (на всякий случай переименованной в Татьяну Юрьевну) упоминает грибоедовский Молчалин:
Татьяна Юрьевна!!! Известная, —
притом
Чиновные и должностные —
Все ей друзья и все родные;
К Татьяне Юрьевне хоть раз бы
съездить вам…
Как обходительна! Добра! Мила!
Проста!
Балы дает нельзя богаче
От Рождества и до поста,
И летом праздники на даче.
По словам современника, «вместе с твердостью имела она необычайные, можно сказать невиданные, живость и веселость характера; раз предавшись удовольствиям света, она не переставала им следовать». Впрочем, она была очень влиятельна в правительственных кругах, и Толстой не раз прибегал к ее помощи.
