Интерес к алхимии в следующем десятилетии подтверждается двумя рукописями. Первую условно можно обозначить, по предложению Доббс, как «Of Natures obvious laws & processes in vegetation». В ней Ньютон уделяет особое внимание проблеме вегетативности металлов, признавая при этом, что вегетативные процессы действуют одинаково в животном мире, в растительном и в мире минералов. Он даже утверждает, что металлы подвержены вегетации не меньше, чем растения и животные, и что сама вегетация является следствием латентного воздействия некоего духа, который дает знать о себе во всех земных элементах. Рукопись Ньютона представляет из себя 12 страниц, исписанных убористым почерком с огромным количеством помарок и замечаний, которые явно возникали по мере того, как сам Ньютон все глубже и глубже погружался в исключительно алхимическую проблему вегетации. Во второй рукописи, названной «Key», по большей части идет речь об экспериментальных алхимических успехах Ньютона.
В 1690-е годы Ньютон, кроме проведения экспериментов, занимается изучением ряда алхимических работ. В частности, пристальное внимание он уделил трудам анонимного алхимика Эренея Филарета (псевдоним анонимного алхимика XVII века), кроме того, до нас дошла его рукопись, которая представляет собой комментарий Ньютона к «Изумрудной скрижали» Гермеса Трисмегиста.
Итоговым результатом алхимических исследований Ньютона стали рукописи, выставленные на продажу на аукционе Сотби в 1936 году «объемом около 650000 слов», как было указано в каталоге. Материалы, свидетельствующие об алхимических увлечениях Ньютона, можно условно разделить на следующие четыре группы: 1) рукописи, написанные рукой неизвестного переписчика, 2) конспекты как опубликованных, так и неопубликованных алхимических трактатов, составленные самим Ньютоном, 3) компиляции различных трактатов, содержащие комментарии Ньютона и 4) сочинения (или фрагменты сочинений), принадлежащие самому Ньютону.
Историки, занимавшиеся исследованием алхимических работ Ньютона, считают, что 1680-е и 90-е годы были временем его наивысшей активности в алхимических изысканиях несмотря на то, что в это же время Ньютон активно работал над «Началами». Р. Уэстфоллу принадлежат следующие слова: «Не ошибаемся ли мы в расстановке акцентов в ньютоновском творчестве? Для нас, бесспорно, «Начала» представляются его кульминационным пунктом. Но с точки зрения самого Ньютона, возможно, работа над «Началами» могла представляться как некоторая помеха его прежней деятельности».
Вряд ли теперь можно с легкостью согласиться с тем, что единственной методологией великого физика было математическое исследование и описание законов Вселенной. Математика – это лишь один из путей к истине. И хотя математика действительно оказалась очень мощным инструментом в руках великого ученого, она не исчерпывала всех подходов в познании природы, к которым прибегал Ньютон. Его цель была явно значительнее, чем открытие «математических принципов в натурфилософии». Ньютон не стремился проникнуть в область божественных принципов, которые скрывались за покровом природных явлений, Святого Писания и божественных откровений. Его целью было познание Бога. И для достижения этой цели ученый пользовался всеми доступными ему источниками, будь то: математика, чистый эксперимент, наблюдение, работа разума, божественное откровение, исторический факт, миф или данные, почерпнутые из древней мудрости. И в этой, на первый взгляд, мозаичной неразберихе поиски Ньютона были очень схожи с поисками того же Агриппы и других представителей так называемой магической науки позднего Возрождения.
Так как целью Ньютона было постижение некой Единой Истины, что включало в себя не только изучения «математических принципов натурфилософии», но и божественного начала, ученому приходилось соблюдать равновесие между знаниями, добытыми им из теологии, откровений, алхимии, истории и древней мудрости. Рукописи ученого отражают порой лишь то, что он мог быть попеременно и алхимиком, и теологом, и историком, и исследователем-экспериментатором, причем одна ипостась этого исследовательского «я» существовала независимо от другой. Когда Ньютон писал как алхимик, он был только алхимиком и никем другим, как совершенно справедливо заметил в свое время Шервурд Тейлор. Когда же ученый брал на себя роль химика, то он был только химиком в современном смысле этого слова. Если же начинал писать от лица математика, то это была лишь чистая математика и ничего больше. Когда же Ньютону приходилось адаптироваться к философии механицизма, то он интерпретировал ее самым лучшим образом. Но стоило Ньютону начать интерпретировать пророков, то его истолкование Божественной символики превращалось в работу самого настоящего теолога. И только в нескольких рукописях можно увидеть, как ученый пытается соединить воедино почерпнутые из разных источников знания, чтобы достигнуть нужного равновесия.
Эта порой односторонняя увлеченность Ньютона тем или иным источником и привела, на наш взгляд, к недопониманию исследовательской методологии великого ученого. Его наследие словно было разложено на различные полки. И только Уэстфолл в своей биографии Ньютона предпринял весьма удачную попытку увидеть во всех этих разрозненных полках сведений и знаний нечто общее и единое.
Занятия Ньютоном алхимией воспринимались как нечто не очень важное, находящееся на периферии основного направления исследования в сравнении с его важной работой в области математики, оптики и небесной динамики. Многие исследователи научного творчества Ньютона предпочитали игнорировать алхимические штудии ученого. Но на самом деле без них трудно представить себе полную картину поисков истины, которая и характерна для всех творческих усилий великого физика. Судя по данным рукописей, сам ученый воспринимал свои алхимические изучения как очень важные. Думается, что следует учитывать субъективный взгляд Ньютона с учетом нового направления в современной истории и философии науки, когда понятие ментальности, менталитета стали ключевыми. Науку, как известно, делают личности и личности неординарные, поэтому, порой, их субъективный взгляд на ту или иную проблему, их субъективный подход говорит больше, чем некоторые прописные истины, обросшие соответствующей мифологией, и интерпретации более поздних эпох.
Ослепленные блеском открытых Ньютоном законов механики, оптики, дифференциального и интегрального исчислений, закона всеобщего тяготения, мы редко позволяем себе задуматься над простой проблемой: открытие всех этих законов природы и было единственной целью научных поисков Исаака Ньютона? Долгое время учеными историками науки почти полностью игнорировалась религиозная природа всех научных поисков великого ученого. Но, как нам представляется, через природу и постижение ее законов Ньютон хотел разгадать замысел Божий. И это не было выражением фальшивой скромности, когда, будучи стариком, великий физик сказал, что он был подобен маленькому мальчику, стоящему на берегу безбрежного океана Истины и бросающего по его поверхности лишь гладкую гальку, хотя сам океан так и не открыл перед ним своих тайн и истин.
Поиски Ньютона были намного значительнее и шире, чем те открытия, с которыми он вошел в историю науки. Вопросы, которые он поднимал в своих исследованиях, самым серьезным образом отличались от вопросов, которые стоят перед современным естествознанием. Ньютон был абсолютно убежден в том, что Бог постоянно присутствует в окружающем нас мире. При этом великий ученый не был пантеистом, его Бог был трансцендентен, однако Ньютон нисколько не сомневался в том, что мир был создан в результате божественного творения, и Господь не оставил этот мир после акта творения, как это утверждали деисты, а активно вмешивался и вмешивается и, главное, контролирует Дело Рук Своих. Бог Ньютона действует как во времени, так и распоряжается самим Временем. У Господа есть свой посредник, с помощью которого он и осуществляет свою волю, воплощает ее в жизнь. Кстати, у алхимиков также упоминается некий посредник (Агриппа «Occulta philosophia»), алхимический дух, в обязанности которого входит оживление, анимация, и придание формы пассивной первоматерии, но кто же выступает, по Ньютону, в роли посредника Божьего? Может быть этим посредником является свет или нечто близкое свету? Какую активность Бог препоручает механистическим принципам, а какую отдает вегетативным? Сама гравитация может быть объяснена исключительно с помощью механики или с помощью действия вегетативного «скрытого посредника»? И принцип гравитации был уже в иносказательной форме описан в Святом Писании или нет? Можно ли различить два вида химии: одна механистическая, а другая – вегетативная, воплощающая всю не механистическую по своей природе мощь Господа? И, наконец, будет ли способствовать открытие чистого творческого пламени, что являлось квинтэссенцией алхимической деятельности, реставрации чистой религии, способной править миром в течение ближайшего тысячелетия? Приблизительно такими вопросами мучился Ньютон, судя по его рукописям, попутно совершая одно принципиальное открытие за другим в области физики и математики.
