Писать Тирсо де Молина начал с юношеских лет, но свою драматургическую популярность он приобрел только в 20-е годы XVII века, т. е. в зрелом возрасте, имея уже, значительный духовный чин.
Для самого себя Тирсо находил остроумное объяснение двойственности своей жизни: ученый богослов оправдывал свою драматургическую деятельность тем, что не признавал принципиальной враждебности небесных и земных идеалов. Он говорил, что «благодать умеет приспособляться к природе и совершенствовать её, не разрушая; потому и называется она сверхъестественной (sobrenatural), а не противоестественной: она выше наших аффектов и потому их совершенствует, но она не противоречит им и потому их не разрушает; с жизнерадостным человеком Бог поступает так, чтобы, отбросив от веселого все недоброе, сделать совершенным все, служащее забаве».
Наряду со светскими комедиями в творчестве Тирсо большое место занимали comedias divinas, пьесы, написанные по библейским и евангельским мотивам или посвященные чудесам веры, совершаемым в обыденной жизни.
Если же человек не верит в Бога и не обращается к милосердию Христа, то грехи его остаются при нем, он сам должен за них отвечать, и путь его в таком случае идет прямо в ад.
Дальнейший вывод из этой философии был тот, что самый гнусный преступник мог быть прощен, если он искренне каялся в своих грехах. Но горе тому человеку, который до последней минуты своей жизни окажется погруженным в свои пороки и умрет, трусливо вспомнив о боге в последнюю минуту. Тогда его постигнет судьба дон Хуана из комедии Тирсо де Молина «Севильский озорник».
Сюжетом комедии «Севильский озорник, или Каменный гость» послужила для Тирсо народная легенда о некоем идальго дон Хуане Тенорио, пригласившим к себе на ужин каменную статую командора дон Гонсало.
Дон Хуан, в отличие от героев ренессансных комедий, уже не мог оправдать свои «подвиги любви» непосредственным порывом чувств. Наделенный огромной алчностью к жизненным радостям, он совершенно не обладал тем обаянием юности и искренней влюбленности, которые составляли главное очарование его предшественников. Дон Хуан добивался своей цели уже не красотой и силой своего мимолетного, но искреннего чувства, а всевозможными уловками и обманами. Обольститель в нем ощущался меньше, чем бесстрашный озорник, наглый враль и жестокий мошенник. Тирсо де Молина осуждал своего героя не потому, что тот предавался радостям жизни, а потому, что для дон Хуана любовь существовала только как вожделение и, доставляя наслаждение самому герою, сопровождалась несчастьями окружающих людей. Дон Хуан у Тирсо де Молина – это типичный плут, пикаро, с успехом описанный в плутовских романах.
Чудеса сюжета представляются истинными чудесами: стремительное развитие фабулы, многочисленные переодевания, беспрерывные розыгрыши лишают жизнь её определенности и устойчивости, все мелькает и меняется на ходу. В такой суматохе легко тень принять за человека, а человека за тень, люди перестают верить в реальность окружающего. Так создаётся общая для барочной театральности метафора, будто жизнь есть сон, иллюзия и больше ничего. Сюжет в комедиях Тирсо приобретает первенствующее значение. Страсти героев раскрываются не в психологическом, а в чисто действенном плане, как это можно было наблюдать в испанском плутовском романе. Сила любви определяется не чувствами, а той предприимчивостью и изобретательностью, которой герои добиваются своих целей.
Но сюжетные хитросплетения часто становились самоцелью, стремительно развивающиеся события, изобилующие всякими ситуациями, были слишком бедны своим жизненным содержанием.
Дон Жуан. Наравне с Фаустом, Гамлетом, Дон Кихотом это один самых известных образов мировой литературы, чье имя стало нарицательным. Многие поэты, писатели и композиторы (а чуть позже – режиссеры и сценаристы) впоследствии стремились рассказать свою историю Дон Жуана в соответствии с идеями, новшествами, идеалами и заблуждениями своей эпохи. Идеальный возлюбленный, бунтарь, символ свободы, рыцарь – таким многоликим предстает сегодня Дон Жуан, если собрать воедино все его образы, созданные Мольером, Моцартом, Дж.Г. Байроном, А.С. Пушкиным, М. Цветаевой… Но каким же был Дон Жуан изначальный? Каким он предстаёт в пьесе испанского драматурга? Дон Жуан у Тирсо де Молина – еще не символ, не воплощение некой идеи, это просто живой человек, молодой представитель старинного дворянского рода Тенорио. Герой у Тирсо де Молина имеет фамилию, семью: благородных и заслуженных отца и дядю, обеспечивших любимому сыну и племяннику блестящее будущее. У юного Дон Жуана прекрасные манеры, он смел, всесторонне образован, находчив, обаятелен. К тому же, он очень красив, одна из героинь пьесы восклицает: «Отрадно Лик столь дивный созерцать!»
Однако все достоинства героя, что называется, «от лукавого». Дон Жуан Тирсо де Молины, определенно, не вызовет у современных читателей (и особенно читательниц) ни восхищения, ни понимания, ни сочувствия. Этот человек абсолютно лишен умения чувствовать чужую боль, не способен ни на любовь, ни на дружбу. У него своеобразное представление о дворянской чести: вроде бы есть у него принципы, но он ими пользуется по своему усмотрению. Например, при случае может нарушить данное обещание, а совести лишен вовсе.
Любовные похождения для этого, «изначального», Дон Жуана – развлечение, своеобразный спорт. Гениальный актер, он умело копирует слова, интонации и эмоции настоящего влюбленного, не случайно его часто принимают за кого-то другого. Однако цель «озорника» – всего лишь победа над очередной «жертвой». Будущее соблазненных им женщин, утративших честь, порой – родных и любимых, а иногда и рассудок, его совершенно не занимает. Несчастья, причиной которых он становится, доставляют герою своеобразное садистское удовольствие, как и сам процесс «работы» над очередным любовным приключением. Впрочем, похождения Дон Жуана сложно назвать «любовными», сердца у него нет, но приходится говорить о и любви.
В финале пьесы героя, что показательно, ждет суд не человеческий, а божий. Статуя командора играет здесь очень важную роль. Посланником чего она является так и остаётся загадкой для зрителя. Так, «место пребывания» души командора сознательно смазано: с одной стороны, статуя говорит, что не нуждается в свете, благодаря божественной благодати, с другой – предложенный ужин весь выстроен на адской символике. Так посланником чего является ожившая статуя? В этой неопределённости, на наш взгляд, находит своё скрытое выражение общая тема, характерная для барокко, тема восстания ангелов. Автор будто сомневается в точности адресата, будто спрашивает у зрителя: «А кто его знает, может там, наверху, уже давно всё поменялось?». Эта неопределённость, этот смысловой зазор, определённый, прежде всего, напряжённой ситуацией непрекращающихся религиозных войн и кровавого противостояния Реформации и Контрреформации и сделали во многом образ Дон Жуана на столько масштабным и даже космическим, что в дальнейших своих интерпретациях он оброс необычайным количеством всевозможных смыслов. Ведь такое его, Дон Жуана, равнодушие ко всем нравственным законам и порядкам, принятым в человеческом обществе, делают его врагом не только небесной силы, но и силы государственной, и мы видим, что на героя ополчились «и Небеса, и земля». Это так или иначе говорит о его не совсем человеческом происхождении. Может, Дон Жуан – это идея, а не человек, всё-таки, хотя чисто человеческого в нём предостаточно. Может, Дон Жуан – это само воплощение равнодушной к людям природы. Как у Пушкина: «И равнодушная Природа красою вечною сиять». Или как у Заболотского:
