Сабина сделала несколько телефонных звонков, чтобы найти место для Милли. Опыт работы девушки значительно ускорил процесс. Готовясь вернуться на свою работу в районе Боривили, Сабина взяла с собой еще двух девушек из соседних деревень, которым так же нашла работу в Мумбаи. Милли согласилась взять к себе семья Вачани. Они были синдхами и жили в Нижнем Пареле. Мумбаи был самым крупным городом, о котором когда-либо слышала Милли и жители ее деревни. Для них он был невообразимо огромным, с бесчисленным множеством жителей, которые зарабатывали хорошие деньги, беспечно жили, имея возможность есть четыре раза в день и жить в кирпичных домах, в которых было по две-три комнаты. Это был другой мир, полный новых возможностей и благополучия. Мир, который был так далеко от их деревни… Рассказы Сабины будоражили воображение и только еще больше манили в Мумбаи, но одновременно с этим Милли ощущала трепет внутри. Она боялась ехать в такой большой город и время от времени ощущала, как страх окутывает ее. Сабина носила на правой руке часы с золотым металлическим браслетом, на ногах были сандалии, украшенные посередине небольшим красным цветком, прямо на пересечении двух ремешков, – она выглядела уже как жительница города. Теперь она больше говорила на хинди, чем на садри.
Первая реакция Будхувы на появление у Милли новой работы была лаконичной.
– Тебе будет намного сложнее приезжать к нам на праздники, – сказал он.
Когда Милли вернулась домой из Джамшедпура, она не могла не наблюдать за братом, управляющимся с ежедневными делами только одной левой рукой. Конечно, у него уже получалось намного лучше, чем раньше. Он научился делать многие вещи с помощью одной руки, даже расплетал полипропиленовые мешки, отделяя искусственные волокна друг от друга и сматывая их в клубок. Он делал это довольно ловко и зарабатывал деньги, сдавая получившиеся клубки в пункт приема. Его заработок зависел от количества сданных штук. Будхува мог сделать от четырех до пяти клубков в день, но мешки еще надо было найти. После нападения и полученных увечий ему казалось, что он не сможет расплести даже мешка в день. Поначалу он держал мешок снизу ногами и пользовался щипцами, чтобы отделить волокна. Было тяжело: первое время у него получалось расплести только треть мешка за день, и получавшиеся волокна были слишком короткими, и из них во все стороны торчали мелкие ниточки. Но сейчас он приноровился и делал свою работу быстро и с минимальным браком.
– Ты так быстро стал это делать, – сказала ему Милли, когда наблюдала за его работой.
Будхува поднял на нее глаза и, не сказав ни слова, снова вернулся к своему занятию. Прошло еще какое-то время, прежде чем он заговорил:
– Ну да. Делаю часами одну и ту же работу изо дня в день…
Пауза.
– Не то чтобы я был хорош в чем-то еще, – коротко добавил он, словно мысль только пришла ему в голову, а может быть, из духа противоречия.
Милли улыбнулась ему, но он этого не видел. Она никак не могла понять, почему, увидев его таким, сумевшим подняться над своей тяжелой ситуацией, она стала чувствовать куда более сильную разобщенность с ним, чем в то время, когда она наблюдала одно его поражение за другим в борьбе с такими обыденными, простыми вещами, как мешки, щипцы, пластиковое волокно и деревянные катушки. Это оказалось единственным, что он мог сделать; это было все для него. Эти мысли легли тяжелым грузом на ее сердце.
Прошло уже около девяти лет с тех пор, как Милли впервые покинула свой дом в деревне и отправилась на работу в Думри. За все эти годы Милли возвращалась домой только четырежды: три раза, пока она работала в Думри, и один раз приехала из Джамшедпура. Она виделась с Сони только первые несколько раз, но потом, уехав работать к Дебдулалу и Пратиме, была совершенно не в курсе всех тех событий, что произошли с ее семьей. Воспоминания Милли о Сони не то чтобы исчезли, но поблекли и с каждым годом становились все более редкими, незначительными и неуместными. Детская дружба очень часто заканчивается именно так. Пока вы проводили много времени вместе, казалось, что не сможете жить друг без друга, но когда жизнь вас разлучила, то спустя годы воспоминания о тех чудесных днях угасли, оставив лишь кучку пепла. Но, вернувшись домой после такого долгого отсутствия, Милли, окруженная привычной домашней атмосферой, почувствовала, будто снова вернулась в беззаботное детство, а воспоминания о подруге снова стали ярче и насыщеннее. Ей захотелось узнать, как же сложилась жизнь Сони. Вышла ли она замуж за мужчину-госслужащего? Это ведь ей тогда удалось дольше продержаться с косточками тамаринда на лбу и шее, несмотря на ползающих по телу красных муравьев и укусы комаров. Из расспросов о Сони Милли узнала больше, чем рассчитывала. Смерть ее матери, трагедия с ее сестрой – обо всем этом вкратце рассказали ей Будхува и мама. После этого Милли смогла только спросить, живет ли Сони в деревне или тоже уехала далеко от дома.
– Нет, она все еще здесь. Сейчас она член партии, – сообщила ее мама; ее лицо не выражало никаких эмоций.
– Партии? – удивилась Милли.
Это была та самая партия, члены которой изувечили ее брата Будхуву. До этого Милли слышала лишь о смерти матери Сони, но не знала никаких подробностей.
– Да, она стала самадж севи, – сказал Будхува.
Милли не поняла, есть ли гневные нотки в его голосе или нет. В деревнях людей, вступивших в партию, кто-то считал экстремистами, а кто-то – «социальными работниками». Многие думали о партизанах как о «наших мальчиках и девочках», которые были «одними из нас».
– Сейчас она живет в лесу, – сказала мама Милли. – По ночам они приходят в окрестные деревни за едой, а с рассветом снова уходят в лес. У них с собой оружие.
Милли остолбенела и не могла сказать ни слова.
– Она примкнула к «освободителям», так они себя называют, – сказал Будхува. – Два месяца назад они взорвали здание школы, куда вы с ней ходили в детстве, потому что она была штабом Центральной резервной полиции – ЦРП.
– Ты видел, как это произошло? – Глаза Милли стали большими и круглыми, как две спелые сливы.
– Нет. Зачем на это смотреть? Они приходят в деревни и сами рассказывают о проведенных операциях. Кто-то из наших видел, сказал, что это была как раз та группа, в которой Сони.
Эмоции переполняли Милли, и она уже была не в силах их сдерживать.
– Та самая группа… – выпалила Милли. – Та самая группа, которая… которая…
Она не смогла сказать вслух то, о чем думала. Будхува решил помочь ей – в конце концов, ее мучения не вернут ему руку.
– Нет, сама Сони в этом не участвовала, но разница между двумя ответвлениями не так уж и велика. Они оба входят в одну организацию – партию Наксалбари.
Сейчас Милли отчетливо услышала, с какой горечью произнес ее брат эти слова, которые наполнили маленькую темную комнату. Милли отвернулась. Их мама сидела в углу и пыталась зажечь газовую плиту, которую она купила на те деньги, что присылала Милли.
Сони сама пришла к ней. Слабый стук в дверь, раздавшийся ночью, около двух часов, всполошил всю семью, но последовавший за ним тихий женский голос развеял их первоначальные страхи.
