Мучительные кошмары истекшей ночи не отступали.
– Может, это был просто сон? – робко выдавил из себя Йоханнес, обращаясь к Изыскателю.
Тот уставился на него с веселым изумлением:
– Ты о чем?
Не заметив усмешки в его взгляде, Йоханнес переспросил, произошло ли то, что так явственно запечатлелось в его памяти, на самом деле.
– Да уж, умом ты не блещешь, Йоханнес! Такого же не бывает!
Йоханнес не знал, что и думать.
– Надо тебя срочно чем-нибудь занять. Тогда ты перестанешь задавать глупые вопросы.
И они отправились к доктору Цифре, который должен был помочь Йоханнесу найти то, что он искал.
На многолюдной улице Изыскатель внезапно остановился, указывая на какого-то типа в толпе.
– Помнишь его? – спросил он и загоготал, увидев, как Йоханнес побледнел от ужаса, провожая глазами удаляющуюся фигуру.
Он видел его прошлой ночью глубоко под землей.
Доктор встретил Йоханнеса тепло, с порога начав делиться с ним своими обширными познаниями. В тот день Йоханнес слушал его в течение нескольких часов… и потом еще много-много дней кряду.
То, что искал Йоханнес, доктору найти пока еще не удалось, но, по его словам, он был почти у цели. Он намеревался обучить Йоханнеса всему, что знал. Как только Йоханнес усвоит все премудрости, им на пару не составит особого труда разгадать головоломку.
Йоханнес учился старательно и терпеливо, день за днем, месяц за месяцем, впитывая новые знания. Он не слишком рассчитывал на успех, но понимал, что отступать нельзя. Его, однако, обескураживал тот факт, что, чем дольше длились его поиски света, тем плотнее сгущалась темнота вокруг. Начало всех наук неизменно воодушевляло, но чем глубже он проникал в суть материи, тем беспросветнее она становилась. Йоханнес начал с биологии, но по истечении времени вместо растений и животных видел лишь голые цифры. Все превращалось в цифры. Страницы изобиловали цифрами. Доктор Цифра приходил от этого в восторг, уверяя Йоханнеса, что цифры и есть свет. Йоханнесу же они, напротив, казались тьмой.
Изыскатель не покидал Йоханнеса, подстегивая его в минуты усталости или подавленности и одновременно отравляя ему удовольствие от учебы.
Йоханнес изумлялся и восхищался тем, что видел и узнавал: например, тем, как филигранно устроены цветы, как формируются плоды и как насекомые неосознанно помогают им в этом процессе.
– Это потрясающе, – восклицал он, – как точно все рассчитано и как изящно и искусно сотворено.
– Да, на удивление искусно, – поддакивал Изыскатель. – Жаль только, что это изящество и искусность ничему не служат. Сколько цветов приносят плоды? Из скольких косточек вырастают деревья?
– Похоже, что в природе все задумано согласно некоему грандиозному плану, – парировал Йоханнес. – Только представь себе! Пчелы ищут мед для самих себя и понятия не имеют, что тем самым помогают цветам, а цветы, в свою очередь, заманивают их яркой окраской. Разве это не стройная схема? И пчелы, и цветы живут по ней, не ведая о ее существовании.
– Звучит красиво, но в этой схеме уйма недостатков. При первом удобном случае пчелы прокусывают венчик цветка у основания, сводя на нет всю хитроумную конструкцию. Искусник прожектер остается с носом!
С удивительным строением человека и животных дела обстояли еще хуже. Во всем, что Йоханнесу казалось совершенным, Изыскатель непременно обнаруживал изъяны. Он представил ему обширный перечень болезней и бед, которые подстерегают живых существ, нарочно отбирая для демонстрации самые тошнотворные их проявления.
– Этот прожектер-изобретатель, Йоханнес, был очень умен, но все творения его ущербны, доложу тебе. И люди вынуждены трудиться в поте лица, чтобы хоть как-то залатать прорехи в его работе. Оглянись вокруг! Зонтики, очки, одежда и дома – все это образчики рукотворной кустарщины. Они ведь не входили в изначальный план Создателя. Он многого не учел – того, к примеру, что люди способны мерзнуть или же читать книги… да мало ли чего еще. И вот тут-то обнаруживается, что план Его никуда не годится. Он скроил людей по своим лекалам, не сообразив, что со временем на лоне природы им станет тесно. В наш век род человеческий действует самостоятельно, не считаясь ни с Создателем, ни с Его планом. Все, чем Он обделил людей, они беззастенчиво забирают сами и даже умудряются, прибегая к всевозможным хитростям, на время оттягивать смерть.
– Ну так это же вина людей! – воскликнул Йоханнес. – Зачем они намеренно отдаляются от природы?
– О, непонятливый Йоханнес! Если нянька позволит своему неразумному дитяти поиграть с огнем и тот обожжется, кто будет в этом виноват? Малыш, не представляющий себе, что такое огонь, или нянька, знавшая наперед, что ему грозит? И кто виноват в том, что люди сбиваются с пути, погрязнув в несчастьях и лицемерии, – они сами или мудрый Создатель, для которого люди – неразумные чада?
– Но люди вовсе не глупые дети, они же знали…
– Йоханнес! Если ты скажешь ребенку: «Не прикасайся к огню! Будет больно!», а ребенок, ослушавшись, все равно это сделает, потому что не знает, что такое «больно», ты сочтешь себя невиновным и скажешь: «Я же его предупреждал!»? Но ведь ты знал, что он не внемлет совету. Люди глупы и безрассудны, как дети. Стекло хрупкое, а глина мягкая. Того, кто задумал людей, но не предвидел их глупость, можно сравнить с оружейником, мастерящим орудия из стекла или стрелы из глины, который не задумывается над тем, что его диковинные поделки неминуемо разобьются или согнутся.
Слова Изыскатели проникали в душу Йоханнеса, точно капли жидкого огня. Его сердце заполонило безраздельное горе, вытеснившее все былые печали, заставляющее плакать в подушку тихими, бессонными ночами.
Ах, сон! Сон! После долгих дней обучения сон стал любимым его времяпрепровождением. В снах отныне не было места тяжелым думам и страданиям, там Йоханнес переносился в свою прошлую жизнь. Это было восхитительно! Днем, правда, он не мог вспомнить, что именно ему снилось. Он только чувствовал, что душевное томление и страстные желания из прошлого намного сладостней его теперешней всепоглощающей опустошенности. Как он, бывало, скучал по Вьюнку! Или часами ждал Робинетту. Как это было прекрасно!
Робинетта! Скучал ли он по ней? Чем дольше он занимался наукой, тем быстрее уменьшалось его чувство к ней. Ведь и оно, наряду со всем прочим, подверглось подробному разбирательству. Изыскатель объяснил ему, что такое любовь. Йоханнес устыдился, а доктор Цифра пояснил, что любовь в цифрах выразить пока не удается, но это дело ближайшего будущего. Темнота вокруг маленького Йоханнеса продолжала сгущаться.
Йоханнес испытывал затаенное чувство благодарности к Изыскателю за то, что избежал встречи с Робинеттой во время их страшного подземного путешествия. Хотя, когда он заговаривал об этом с Изыскателем, тот лишь молчаливо скалился, и отнюдь не из жалости.
Свободное от работы и учебы время Изыскатель использовал для того, чтобы показать Йоханнесу жизнь людей. Где они только не побывали! Они заходили в больницы, где в огромных палатах вповалку лежали больные с бледными, иссохшими лицами и тусклым, страдальческим взглядом; их кашель и стон лишь усугубляли повисшее в тиши больничных стен неизбывное уныние. Изыскатель тыкал пальцем в тех больных, которым уже не посчастливится вернуться домой. В установленные часы в больницу стекались родственники пациентов, и тогда Изыскатель, криво усмехаясь, цедил сквозь зубы:
