Наступила мрачная и грозная осенняя ночь, ветер с жалобным воем носился по лесу, срывая с деревьев пожелтевшие листья.
Время от времени уханье сов перекрывало эти мрачные завывания; казалось, это окликали друг друга заблудившиеся путники.
Все эти звуки были привычными для слуха Тибо и не производили на него особого впечатления.
Впрочем, оказавшись на опушке леса, он предусмотрительно вырезал каштановую палку в четыре фута длиной: умея обращаться с таким оружием, он мог один справиться с четырьмя противниками.
Он смело вошел в лес около того места, которое до сих пор еще называют Волчьим Вереском.
Несколько минут он пробирался вдоль темной и узкой просеки, проклиная причуды женщин, без всякого на то основания предпочитающих робкого и тщедушного мальчика сильному и смелому мужчине. Внезапно он услышал, что позади него, шагах в двадцати, зашуршали листья.
Он обернулся.
Прежде всего он увидел во мраке два глаза, светящиеся, словно раскаленные угли.
Затем, приглядываясь и напрягая зрение, чтобы видеть в темноте, он различил большого волка, следовавшего за ним по пятам.
Это был не тот волк, что приходил в его хижину.
Тот волк был черным, а этот — рыжий.
Их нельзя было спутать ни по цвету шерсти, ни по размеру.
У Тибо не было оснований считать, что все волки относятся к нему так же благожелательно, как тот первый, с которым он имел дело.
Поэтому он покрепче перехватил обеими руками палку и сделал несколько мулине, проверяя, не разучился ли обращаться с ней.
Но, к большому его удивлению, волк бежал следом, не обнаруживая никаких враждебных намерений, останавливаясь, когда останавливался Тибо, и снова трогаясь с места, если тот продолжал путь; только время от времени волк подвывал, как будто звал подкрепление.
Эти завывания немного беспокоили Тибо.
Внезапно ночной путник увидел перед собой еще два огня, вспыхнувшие во все более сгущающейся мгле.
Подняв палку, готовый ударить, он пошел прямо на эти неподвижные огни, но споткнулся о лежавшее поперек дороги тело.
Это был второй волк.
Не думая о том, что опасно первым нападать на этих животных, башмачник сильно ударил волка своей дубиной.
Удар пришелся в голову.
Волк жалобно взвыл.
Затем, встряхнувшись, словно прибитая хозяином собака, он пошел впереди башмачника.
Тибо оглянулся посмотреть, куда девался первый волк.
Первый продолжал идти не приближаясь и не отставая.
Но, снова взглянув вперед, Тибо обнаружил справа от себя третьего волка.
Непроизвольно он повернул голову влево.
С этой стороны его сопровождал четвертый волк.
Он не прошел и четверти льё, как его уже окружили кольцом двенадцать волков.
Положение становилось опасным.
Тибо понял, насколько это серьезно.
Сначала он попробовал петь, надеясь, что звук человеческого голоса прогонит зверей.
Напрасно.
Ни один из них не покинул своего места в круге, как будто очерченном циркулем.
Тогда он решил забраться на первое же дерево с густой кроной и, сидя на ветке, ждать рассвета.
Но, хорошенько поразмыслив, он решил идти к дому — до него было уже не так далеко, — поскольку волки, хотя теперь их было много, проявляли к нему не больше враждебности, чем первый.
Если они переменят свое поведение по отношению к нему, забраться на дерево он всегда успеет.
Надо сказать, Тибо был так взволнован, что, оказавшись перед своей дверью, он не увидел ее.
Наконец он узнал свою хижину.
Но, к большому удивлению Тибо, когда он подходил к ней, волки, которые шли впереди, почтительно расступились, пропустив его, а затем уселись в ряд.
Тибо не стал терять времени на то, чтобы поблагодарить их за любезность.
Он бросился в дом и поспешил захлопнуть за собой дверь.
Заперев дверь на все задвижки, он придвинул к ней хлебный ларь, чтобы укрепить ее на случай осады.
Затем он упал на стул — и только теперь смог вздохнуть полной грудью.
Немного отдышавшись, он подошел к окну, выходившему в лес, и выглянул.
Цепь горящих глаз указала ему на то, что волки не только не ушли, но выстроились в ряд перед его жилищем.
Такое соседство испугало бы кого угодно; но Тибо всего несколько минут назад шел в сопровождении этой грозной компании, и его успокаивала мысль о том, что он отделен от своих мрачных спутников стеной, пусть даже тонкой.
Тибо зажег маленькую железную лампу, поставил ее на стол.
Собрав в кучу разбросанные в очаге головешки, он навалил сверху стружек и разжег большой огонь, надеясь, что его отблески заставят волков уйти.
Но это были, несомненно, особенные волки: они не боялись огня и не сдвинулись с выбранных мест.
С первыми лучами солнца Тибо, который так и не смог уснуть от страха, увидел их и пересчитал.
Как и вчера, они, казалось, чего-то ждали — одни лежа, другие сидя; кто дремал, кто, словно часовой, ходил взад и вперед.
Наконец когда последняя звезда растаяла в потоке алого света, разлившегося на востоке, волки разом поднялись и, издав унылый вой, каким ночные животные встречают день, разбежались в разные стороны.
Когда волки исчезли, Тибо принялся размышлять о своей вчерашней неудаче.
Почему мельничиха не захотела предпочесть его кузену Ландри?
Не перестал ли он быть красавчиком Тибо, не произошла ли в нем какая-нибудь неблагоприятная перемена?
У Тибо был только один способ это узнать: посмотреть на себя в зеркало.
Он взял в руки висевший над камином осколок зеркала и, повернув его к свету, кокетливо улыбнулся своему отражению.
Но едва он увидел свое отраженное в зеркале лицо, как у него вырвался крик, в котором смешались изумление и страх.
Он был все тем же красавчиком Тибо.
Но там, где из-за неосторожно вырвавшегося у него пожелания появился лишь один красный волос, теперь оказалась целая прядь, отблески которой смело могли поспорить с самым ярким пламенем его очага.
На лбу у Тибо выступил холодный пот.
Зная, что совершенно бесполезно пытаться вырвать или отрезать проклятые волосы, он решил хотя бы не увеличивать их число и в будущем выражать как можно меньше желаний.
