Одним словом, это было тело барона Рауля де Вопарфона.
Только теперь Тибо вспомнил о своем желании, вырвавшемся у него в минуту гнева, после того как его ударили хлыстом и сбили с ног.
Он захотел на двадцать четыре часа стать бароном де Вопарфоном, а барон де Вопарфон на тот же срок должен был стать Тибо.
Теперь он понял то, что прежде казалось ему необъяснимым: почему бесчувственное тело, лежавшее посреди дороги, было одето в его платье и имело его лицо.
— Черт! — сказал он. — Надо в этом разобраться: кажется, что я здесь, а на самом деле я там. Примем меры, чтобы за те двадцать четыре часа, на которые я так неосторожно себя покинул, со мной не случилось бы непоправимого несчастья. Ну-ну, умерьте свое отвращение, господин де Вопарфон; перенесем сюда беднягу Тибо и устроим его поудобнее на постели.
И в самом деле, хоть эта работа и оскорбляла аристократические чувства г-на де Вопарфона, Тибо подобрал себя с дороги и на руках отнес в постель.
Уложив себя, Тибо задул свечу, боясь, как бы с ним не случилось беды, пока он лежит без сознания; затем он тщательно запер дверь и спрятал ключ в дупле, как делал всякий раз, когда не хотел носить его с собой.
После этого он поймал коня, схватив его за повод, и сел в седло.
Вначале он слегка беспокоился: Тибо гораздо чаще передвигался пешком, чем верхом, и не был опытным всадником.
Он боялся, что, если лошадь сдвинется с места, он не сможет сохранить равновесие.
Но похоже было на то, что вместе с телом Рауля он унаследовал его навыки: как только умное животное попыталось воспользоваться минутной неловкостью седока и сбросить его, Тибо инстинктивно подобрал поводья, сжал колени, вонзил шпоры в бока коню и два или три раза огрел его хлыстом, призвав непокорного к порядку.
Сам не зная как, Тибо оказался умелым наездником.
Эта победа над лошадью помогла ему осознать свою двойственность.
По внешности он с головы до ног был бароном Раулем де Вопарфоном.
Душой он остался Тибо.
Не было сомнений в том, что в бесчувственном теле Тибо, лежавшем в хижине, дремала душа молодого дворянина, одолжившего ему свое тело.
При этом обмене телами у Тибо осталось весьма смутное представление о том, что он должен был делать.
Он прекрасно знал, что графиня письмом пригласила его в Мон-Гобер.
Но что говорилось в этом письме?
В котором часу его ждали?
Как ему проникнуть в замок?
Это оставалось совершенно неизвестным, следовательно, это предстояло точно выяснить.
Тогда у Тибо возникла мысль.
Рауль, несомненно, держал письмо графини при себе.
Ощупав себя со всех сторон, Тибо и в самом деле почувствовал в боковом кармане куртки что-то напоминавшее формой тот предмет, который он искал.
Остановив коня, он порылся в кармане и вытащил маленький бумажник из надушенной кожи, на белой атласной подкладке.
В одном из отделений этого маленького бумажника лежало несколько писем, в другом — всего одно.
Скорее всего, из этого письма он и узнает все, что ему надо знать.
Оставалось только прочесть его.
Тибо был всего в трех или четырех сотнях шагов от деревни Флёри.
Он пустил лошадь галопом, надеясь застать свет в каком-нибудь доме.
Но в деревне спать ложатся рано, а в те времена ложились еще раньше, чем теперь.
Проехав улицу из конца в конец, Тибо не увидел ни одного огонька.
Наконец ему показалось, что он слышит шум из конюшни трактира.
Он крикнул; вышел слуга с фонарем.
— Друг мой, — сказал Тибо, совершенно забывший, что на время он стал знатным дворянином. — Не могли бы вы посветить мне минутку? Вы оказали бы мне услугу.
— И для этого вы вытащили меня из постели? — грубо ответил конюх. — Ну и болван же вы!
Он повернулся к Тибо спиной и собрался уйти. Тибо понял свою ошибку.
— Эй, мерзавец! — сказал он, повысив голос. — Неси фонарь и свети мне, не то получишь двадцать пять ударов плеткой!
— Ой, простите меня, монсеньер, — ответил конюх, — я не знал, с кем говорю.
И, встав на цыпочки, он поднял фонарь повыше, чтобы Тибо мог читать.
Тибо развернул письмо и прочел:
«Мой милый Рауль,
решительно, богиня Венера покровительствует нам. Не знаю, что за большая охота готовится завтра у Тюри, но знаю, что он уезжает сегодня вечером.
Выезжайте в девять, и Вы будете здесь в половине одиннадцатого.
Вы знаете, где войти; Вас встретит известная Вам особа и проводит в известное Вам место.
Мне показалось — нее упрек Вам, — что в прошлый раз Вы очень задержались в коридорах.
Джейн».
— Ах, черт! — выругался Тибо.
— Что угодно, монсеньер? — спросил конюх.
— Ничего, мужлан, кроме того, что больше ты мне не нужен и можешь убираться.
— Счастливого пути, монсеньер! — низко кланяясь, пожелал слуга.
И ушел.
— Черт! — повторил Тибо. — Немного же я узнал из этого письма — богиня Венера покровительствует нам, «он» уезжает сегодня в Тюри, графиня де Мон-Гобер ждет меня в половине одиннадцатого, и графиню зовут Джейн. Что касается остального, я знаю, где войти, знаю, кто меня встретит и куда меня проводят.
Тибо почесал за ухом; этот жест в любой стране свойствен людям, оказавшимся в крайне затруднительном положении.
Ему захотелось разбудить сеньора де Вопарфона, спавшего на его постели в оболочке Тибо.
Но, кроме того, что это означало бы потерять время, у этого средства были и другие неудобства.
Дух барона Рауля, увидев свое тело так близко, мог пожелать вернуться в него.
Но тогда — борьба, в которой Тибо сможет защищаться лишь с риском причинить вред себе самому.
Надо было найти другой способ.
Тибо не раз приходилось слышать похвалы мудрости животных, и сам он не раз в продолжение своей деревенской жизни имел возможность восхищаться их инстинктом.
Он решил довериться коню.
Тибо вывел коня на дорогу, повернул его головой в сторону Мон-Гобера и отпустил поводья.
Конь понесся галопом.
Конечно, он понял, что от него требуется.
Тибо больше не о чем было беспокоиться: за него все сделает конь.
