– Что будем делать? – дрогнувшим голосом спросил Лагин.
– Закончим то, ради чего сюда пришли, – хмуро ответил Глеб. – А там уж будем думать.
Он повернулся и шагнул к гробу. Лагин встряхнулся и последовал за ним. Оба остановились у гроба и уставились на мертвого старика.
– Нужно открыть ему рот, – робко проговорил Лагин и с надеждой посмотрел на Глеба.
– Тебе нужно, ты и открывай, – сказал тот.
Ученый муж вздохнул, протянул руки к лицу покойника, но остановился.
Игра теней на лице старика создавала странное ощущение. Казалось, что покойник легонько ухмыляется и то и дело бросает на незваных гостей быстрые, неуловимые взгляды из-под опущенных ресниц.
«Что, если он встанет? – подумал вдруг Глеб. Эта мысль заставила его поежиться. – Мы в этом погребе как в ловушке. Бежать некуда. А амулеты против упырей на нетленного могут и не подействовать».
Подрагивающие пальцы Лагина коснулись головы мертвеца. Одну руку ученый положил старику на лоб, а другой ловко ухватил его за нижнюю челюсть. Приоткрыть старику рот не составило труда.
– Ни тления, ни окоченения, – проговорил Лагин едва ли не с восхищением. – Удивительно! Что ж, теперь послушаем?
Глеб и Лагин склонились над стариком и замерли.
Несколько минут спустя Глеб отпрянул от покойника и изумленно уставился на его неподвижное лицо.
– Черт…
– Ты слышал это? – восторженно проговорил Лагин.
Глеб не ответил и снова склонился над мертвецом. На этот раз Глеб расслышал абсолютно явственно:
– Руксун… тройчан… гибло…
Слова звучали очень тихо, едва различимо, словно тот, кто произносил их, находился далеко-далеко отсюда.
– Гибло… Руксун…
Вдруг голос утих. Изо рта нетленного словно бы пахнуло горячим ветром.
На щеках Лагина проступили красные пятна.
– Удивительно, – снова пробормотал он. – Те же самые слова. Руксун, тройчан, гибло.
– Что значит «те же самые»? – не понял Глеб.
Лагин взглянул на него, и стекла очков ученого возбужденно блеснули.
– Те же слова, которые бормотал мой брат. То есть… бормотанием это назвать, конечно, нельзя. Ведь ни губы, ни язык мертвеца не шевелятся.
– Не понимаю. – Глеб досадливо поморщился. – Одни и те же слова. Как такое может быть? И что это означает?
Лагин улыбнулся, потом снял очки и, протирая стекла подолом высунувшейся из-под края стеганой куртки рубахи, спросил:
– Ты когда-нибудь был у моря, Глеб?
– Был. А при чем тут…
– Раковины слушал?
– Ну, слушал.
Ученый муж кивнул:
– Ну, вот. Во всех раковинах одно и то же – звук моря. Понимаешь? Рты нетленных – это словно отдушины погреба. Отдушин много, а погреб один. Если в погребе кто-то есть и этот кто-то поет песню…
– То песня раздается из всех отдушин разом, – закончил Глеб.
Лагин водрузил очки на нос. Несколько секунд мужчины смотрели друг на друга, пораженные общей догадкой.
– Но где находится этот «погреб»? – тихо спросил Глеб. – И кто в нем сидит? И самое главное… – Глеб обвел взглядом своды реального погреба. – Как мы отсюда выберемся?
Улыбка покинула губы Лагина. Он оглядел погреб и поежился. Перспектива остаться здесь, в полной темноте, наедине с покойником, могла напугать кого угодно.
– Мы никак не сможем выбраться? – тихо спросил он.
– Погреб сработан добротно, – сказал Глеб. – Угрим все делает добротно.
– Может, попробовать выбить крышку?
Глеб отрицательно покачал головой:
– Нет. Крышка крепкая, дубовая. И Угрим наверняка задвинул ее сундуком. Тут хоть год головой бейся – все равно не поможет.
– Тогда, может быть, подкоп?
– Тоже не годится. Земля здесь каменистая, руками ее не возьмешь. Даже лопатой пришлось бы махать не меньше недели.
Лагин прерывисто вздохнул:
– Выходит, мы крепко влипли…
– Выходит, так.
Наверху опять загрохотало. Послышался громкий окрик Угрима, потом опять грохот. Взвизгнула Ратмира. Что-то повалилось на пол. Потом Хват застонал и разразился громкой, яростной бранью. Но вдруг брань прервалась, и снова настала тишина.
Громыхнула крышка погреба, и чистый, ясный голос окликнул:
– Лагин, Первоход, вы здесь?
– Здесь! – радостно отозвался ученый муж.
– Выходите!
3
– Диона! – выдохнул Лагин, выбравшись из погреба.
Глеб отряхнул штаны, не глядя на девушку, затем открыл дверь сеней и вошел в горницу. Лагин и Диона последовали за ним.
Угрим Хват лежал на полу, вновь связанный по рукам и ногам. Верзила не шевелился, а глаза его были закрыты.
Глеб обернулся к Дионе и коротко спросил:
– Как ты это сделала?
– Вас долго не было, – ответила девушка, тряхнув темными волосами. – Я стала волноваться. Пришла сюда. Этот гад хотел меня ударить. Я ударила в ответ.
Лагин присел возле Угрима и пощупал ему пальцами шею.
– Живой, – сказал он. – Но без сознания.
– В нокауте, – подтвердил Глеб. Потом огляделся и быстро спросил: – А где Ратмира?
– Ты про женщину? – Диона нахмурилась. – Она лежит в другой комнате, на кровати.
– Ты ее…
Диона качнула головой:
– Нет, я ее не трогала.
Только сейчас Глеб расслышал тихий плач. Он двинулся было на этот плач, но Лагин положил ему руку на плечо.
– Ходок, мне кажется, что ты не должен туда входить.
Глеб остановился. Похмурил задумчиво брови и нехотя согласился:
– Да… Пожалуй, ты прав.
Угрим на полу зашевелился.
– Мы увидели все, что хотели, – сказал Глеб, поглядывая на распростертого на полу верзилу. – Идем отсюда.
И он первым зашагал к двери.
– Куда теперь? – спросил, последовав за ним, Лагин.
– У нас много вопросов, – ответил Глеб. – Попытаемся найти того, у кого есть ответы.
Он распахнул дверь и вышел из горницы.
На улице уже рассвело. Бродяга Хомыч сидел в подводе с несчастным лицом. Завидев своих спутников, он воспрял и заулыбался щербатым ртом.
Глеб запрыгнул на телегу, подождал, пока усядутся Лагин и Диона, и взял в руки вожжи. Лошади нетерпеливо и нервно тронули с места. Должно быть, они чуяли мертвеца, лежащего под рогожей, и не могли понять, почему покойник преследует их.
