– Дядя Первоход, – начал он, шагая в ногу с Глебом, – я слышал, что ты пришел на нашу землю издалека. Верно?
– Верно, – кивнул Глеб.
– Ты много путешествовал?
– Да. Пришлось помотаться.
– И как там живут люди, в чужих-то краях?
– По-разному, Прохор. Где-то хорошо, где-то не очень.
– А есть ли на земле места, где люди живут без забот?
– Нет, таких мест нет. Есть страны и города, где люди сыты и одеты. Но тоскуют люди везде одинаково.
– Будь я богат, я бы не тосковал, – уверенно заявил Прошка.
– Это тебе так кажется. Вот представь себе, что у тебя все есть. Какую еду ты любишь?
– Мясо и пироги.
– Вот представь себе, что у тебя горы мяса и пирогов. Ешь ты это мясо день, другой, третий, десятый… Через месяц оно тебе уже в глотку не лезет. А через два ты на него и смотреть без отвращения не можешь. Ты вспоминаешь вкус хлебной горбушки, которую тебе швыряли у кружала, и этот вкус кажется тебе самым лучшим вкусом на свете.
Мальчишка покосился на Глеба с сомнением:
– Нешто так бывает?
– Бывает, Прохор, бывает. Человеку для счастья не так уж много и нужно. Любимое дело да горячий обед на столе. И чтобы родные люди не болели. Вот, пожалуй, и все. Хотя… есть и еще одно. То, чего ни за какие деньги не добудешь.
– И что же это?
– Смысл. Чтобы жить не зря, а для чего-то. Для чего-то такого, за что и жизнь не жалко отдать.
– И у тебя есть этот смысл?
– Наверно, да, – ответил Глеб, немного поразмыслив. – За Пепельным озером есть место, где могут ответить на все мои вопросы. И я постоянно помню об этом месте.
– И сейчас ты идешь туда?
Глеб кивнул:
– Угу.
Прошка нахмурился и несколько шагов шел молча. Потом спросил:
– А по дому своему не скучаешь?
– Очень скучаю, – признался Глеб. – В этом-то вся проблема. С одной стороны – ответы на все мои вопросы, с другой – дом. Тут хоть разорвись.
– А что важнее?
Глеб вздохнул:
– Не знаю, Прошка… Правда, не знаю. Дом – это ведь тоже ответ.
Прошка шмыгнул носом и задумчиво проговорил:
– Мне тоже бывает тоскливо. Особенно когда лежу на стогу сена и на звезды смотрю. Такие они маленькие и далекие. И кто их туда подвесил?
– Бог, наверное.
– А который из них? Род, Даждьбог или Перун?
Глеб взъерошил рукою волосы мальчишки, улыбнулся.
– Неважно – кто именно. Важно, что они там висят, и мы их видим.
Прошка не совсем понял, но на всякий случай кивнул.
Еще несколько минут они молча шагали по тропе, но вдруг Глеб остановился и поднял руку:
– Стойте!
Все остановились. Глеб приблизился к небольшому предмету, лежащему у обочины тропы. Только очень внимательный взгляд мог отличить этот предмет от обычного комка земли.
Первоход наклонился, поднес к нему пальцы и замер, словно пытался уловить исходящее от предмета тепло. Затем шевельнул пальцами и, секунду поколебавшись, взял предмет в руку.
– Чего это? – спросил Прошка.
– Чудна?я вещь.
– Чудная? А что в ней чудного?
– Еще не знаю.
– А почему ты вообще решил, что это она? – поинтересовался Лагин.
Глеб усмехнулся и провел пальцем по предмету. К пальцу прилип комочек грязи, а на очищенном месте блеснула зеркальная поверхность.
Глаза Лагина удивленно расширились за стеклами очков.
– Я бы ни за что не обратил на нее внимания.
– Я ходок, – сказал Глеб. – Я на все обращаю внимание.
Глеб вынул из кармана тряпицу, завернул в нее предмет и сунул его в сумку. Посмотрел по сторонам.
– Не нравится мне все это, – настороженно проговорил он.
– Что? – поинтересовался Лагин.
– Уж больно все тихо да гладко.
– Может, нам просто повезло? – Ученый муж поправил пальцем очки и улыбнулся. – Ведь и ходокам иногда везет, верно?
– Не знаю, – отозвался Глеб. – Со мной такого никогда не было. В Гиблом месте всегда что-то теряешь. – Он покосился на Лагина и с усмешкой добавил: – Или кого-то.
– Ты слишком мрачно смотришь на жизнь, – возразил ученый муж. – Иисус запретил нам унывать и сделал нас бесстрашными. На все воля Божья, ходок.
– Не знаю, чья тут воля, но не человеческая – это точно. Ладно, пошли дальше.
Глеб поправил ольстру и меч, сдвинул колчан со стрелами поудобнее и зашагал вперед по вьющейся лесной тропке.
Вокруг становилось все темнее и непригляднее. То ли в этом было виновато небо, затянувшееся тучами, то ли кроны деревьев все плотнее сходились над головами, не давая пройти солнечному свету.
Глеб ускорил шаг, чтобы поскорее миновать чащобу и выйти к реке.
Вдруг Диона, шедшая позади него, вскрикнула. В тот же миг из густого кустарника выскочило странное существо, подхватило падающую Диону на руки и попыталось скрыться в кустах, но Глеб уже встал у него на пути, держа ольстру на изготовку.
Существо остановилось в нерешительности, и странники получили возможность разглядеть его получше. Это был не то человек, не то сам леший. Росту высокого, около сажени, с плечами широкими и вздутыми от нагромождения мускулов. Одет в звериные шкуры, сшитые между собой абы как. Руки толстые, не шерстистые, как у зверя, но волосатые, как у мужика. На ногах – грубые башмаки.
Но самым поразительным в этом странном существе была его голова – огромная, с широченной переносицей и с двумя большими шишками на тех местах, где у быка полагается быть рогам.
– Бычеголов… – пробормотала Диона и обмякла у чудовища на руках.
Из шеи у девушки торчал длинный темный шип какого-то растения, а за пояс чудовища была заткнула полая тростниковая трубка.
– Отравленный шип, – тихо выговорил Глеб и, наставив ольстру чудовищу в голову, грозно выкрикнул: – Отпусти девушку, урод!
Бычеголов затравленно огляделся, затем угрюмо посмотрел на Глеба и прорычал:
– Русич… Диона идет за Бычеголов.
Глеб, держа палец на спусковом крючке, грубо осведомился:
– С какой стати?
– Диона наше племя. – Урод набычил массивную голову и сверкнул красноватыми глазами. – Пусти ее, ходок!
Глеб прищурил глаза и холодно поинтересовался:
– Тебе что, своих баб мало, Минотавр недоделанный?
