«Вы можете прилететь в Берлин? Сегодня? Мне необходимо рассказать вам свою историю. Мэдди».
Люк перечитывает эсэмэску несколько раз. Что за историю собирается поведать ему Мэдди? О своей жизни? О своем удочерении? Или о чем-то еще? И откуда она узнала номер его телефона? А потом Люк вспоминает, что сам дал Мэдди визитку в первый же день их знакомства – при встрече в больнице. По-видимому, она сохранила ее. Ладно, это приятная неожиданность! Выходит, Мэдди каким-то образом узнала, что в поисках своей дочери он надумал лететь в Берлин. В тексте сообщения не чувствуется тревоги. Похоже, Мэдди владеет ситуацией и контролирует ее.
Люк уже готов написать ей ответ, как внезапно рядом с его креслом вырастает стюардесса. Она требует, чтобы он отключил мобильник. Люк пробует возражать, но девушка непреклонна. Люк бросает взгляд на телефон – сигнал уже пропал…
До приземления в Берлине два часа…
96
– Он до ужаса боится летать, с самого детства, – говорю я стюардессе. – Стоит ему оказаться в салоне самолета, и на него накатывает паника.
Стюардесса косится на Тони, который пытается встать, но тут же плюхается обратно в кресло, почти в бессознательном состоянии.
– Извините, пожалуйста, – продолжаю оправдываться я. – Такое уже случалось и раньше. Хотя я думала, что терапия помогла. Мы бы не пили шампанское, если бы я знала, что он принял таблетки.
– Может быть, ему потребуется медицинская помощь, когда мы приземлимся? – спрашивает стюардесса, окидывая взором море устремленных на нас глаз. – Мы можем также выяснить, нет ли врача на борту. Пассажиры-медики часто помогают попутчикам в воздухе.
Только этого не хватало!
– Нет-нет, спасибо, – поспешно благодарю я. – Мы справимся сами. Мне только понадобится кресло-каталка и, возможно, помощь мужчин, чтобы я смогла его в нее пересадить.
– Я узнаю, что можно сделать, – кивает стюардесса. – Вы уверены, что с ним все в порядке?
– С ним все нормально, – заверяю ее я. – Мне только неудобно перед пассажирами, сидящими рядом с нами. Мой муж может перехрапеть всех британцев.
Стюардесса с сочувствием улыбается. Возможно, думает про себя: что эту женщину держит рядом с мужиком не первой свежести, который до потери сознания боится летать, да еще и храпит как паровоз? Я возвращаюсь к своему месту. По правде говоря, я рассчитывала забронировать каталку до Берлина при обмене билета в Хитроу. Но у меня ничего не получилось, так как рядом все время находился Тони, настаивавший на том, чтобы я делала только то, что он мне велит. Пришлось прибегнуть к плану Б и сориентироваться уже в самолете.
Я проскальзываю мимо ног Тони и усаживаюсь в кресло. Тони уже полностью отключился. Я выдыхаю и оглядываюсь по сторонам. Сидящий рядом мужчина снимает с ушей наушники.
– Муж предпочитает летать без сознания. Не переносит самолетов, – объясняю я соседу. Тот нервно хмыкает. От нарастающей неловкости меня спасает подошедшая стюардесса.
– Все в порядке, я обо всем договорилась, – сообщает она мне. – Кресло-каталка будет ждать вашего супруга у самолета при высадке.
– Огромное вам спасибо!
Впервые за все время я могу по-настоящему расслабиться. Хотя бы на несколько минут! План Б, похоже, работает хорошо. Я понастроила много планов за последние недели. С тех пор, как увидела фотографию монахов. Именно тогда я начала все вспоминать.
Я снова поглядываю на Тони, недвижным мешком сидящего рядом. Амнезия послужила мне наживкой на пороге его дома – антероградная, ретроградная, с ускользающими детскими воспоминаниями. Я провела свое собственное расследование и поняла, чем можно завлечь Тони в ловушку.
Но я так и не вспомнила свое собственное имя.
А сейчас мы уже подлетаем к городу, где все это началось. Я наклоняюсь вниз, к сумке под креслом, и достаю из нее фотографию Флер – ту, на которой мы щеками прижимаемся друг к другу. Мы на ней кажемся очень похожими – как сестры-двойняшки. Одинаковые короткие стрижки, перекликающаяся одежда… Роковое сходство… Мы обе – типаж Тони. Губы Флер улыбаются камере, смехом брызжут и ее глаза. Все знакомые звали ее Фло. Все, за исключением ее матери. Та упорно называла дочь Флоренс.
Когда все закончится, я непременно позвоню своей маме в Индию и объясню ей, что я делала и почему. А еще я обязательно свяжусь снова с Люком. Я послала ему эсэмэску из Хитроу с просьбой приехать в Берлин. Он не ответил, но я продолжаю надеяться, что он прилетит. Люк очень понравился мне там, в пабе, на викторине. И меня поразил его рассказ о Фрейе Лол, его первой любви, – девушке, которую он потерял, но решился отыскать снова. Было так трогательно слушать его – не часто встретишь подобную открытость в мужчине. Мне кажется, Люку можно доверять. Когда мы приземлимся, я пошлю ему еще одну эсэмэску. И когда мы наконец встретимся, я объясню ему, зачем приезжала в деревню. Я расскажу ему всю свою историю.
97
Сайлас смотрит на распечатанный список людей, пропавших без вести в Берлине, который ему прислали коллеги из Бундескриминаламта, Федерального управления уголовной полиции Германии. Его штаб-квартира в Висбадене выполняет в стране также функции центрального бюро Интерпола. Потому-то Сайлас и обратился туда за помощью.
Детектив еще раз пробегает глазами список. Уорду это не понравится. И ему это тоже не нравится. Сайлас окидывает взглядом рабочий зал. В нем собралось на удивление много народа – сотрудников службы реагирования на чрезвычайные ситуации. Почему они не на улице? «Работа – это то, что ты делаешь, а не место, куда ты ходишь». Уорд делает вид, что у него чрезвычайно важная работа, и все полицейские с самого утра бросают на него любопытные взгляды.
– Вы уверены, что они все тут есть? – спрашивает Сайлас Стровер, которая тоже пробегает глазами по списку, высвеченному на экране ее ноутбука. Она сегментировала и фрагментировала все данные (это ее выражение, Сайлас бы сказал проще: изучила вдоль и поперек). И выявила людей, имена которых фигурируют в названиях морских коньков на фотокартинах Тони в его галерее.
– Да, все семеро – трое мужчин и четыре женщины. Четверо из них – британцы. Двое из Америки, и одна немка. Всем не больше тридцати лет. И все пропали в Берлине от пяти до десяти лет назад.
Сайлас должен был бы обрадоваться такому прорыву в их деле. Но напрашивающиеся сами собой выводы повергают его в ужас. Боль и смерть, расползающаяся из маленькой деревни в Уилшире. В личном деле каждого пропавшего указаны полное имя, возраст, страна происхождения и место исчезновения. В некоторых, более подробных, есть даже имена родителей, язык, на котором он или она говорили, и особые приметы. И уж слишком часто в этих делах фигурируют резаные раны на запястьях. Сайлас передергивается. Конор тоже однажды вскрывал себе вены.
Все это, конечно, может оказаться простым совпадением. Но имена Флоренс и Алвин не так уж широко распространены. Алвин, похоже, был британцем (из Холихеда). В деле Флоренс говорится, что знакомые предпочитали называть ее Фло. Имя Флер в нем не упоминается, но Сайлас уверен: это подруга Мэдди.
