И сразу же понимаю, что его там нет. И шины уже не сложены, а раскиданы вокруг. Я снова бросаю взгляд на Тони. Он все так же смотрит в пространство перед собой. Я опять пытаюсь отыскать замок. Тщетно.
Спокойствие! Только спокойствие! Надо расширить круг поисков. Я обхожу всю нишу, а потом и весь цеха, осматривая его голые кирпичные стены и стальные балки, когда-то эхом отражавшие тяжелые ритмы техно. Мне нужно расслабиться. Я же все тщательно продумала, купила замок, но даже самые хорошие планы могут пойти наперекосяк… Без паники! Замок наверняка где-то валяется. Я уже слишком далеко зашла, преодолела столько проблем на пути к своей цели, чуть было не лишилась жизни вместо Джеммы Хаиш. Я найду этот треклятый замок! А если и не найду, то подопру дверцу клети какими-нибудь тяжелыми предметами. Тони физически ослабел под воздействием ксанакса. Обессилел. У меня еще масса времени, чтобы все уладить.
Я выхожу на бывшую танцплощадку клуба. Когда-то на ней в унисон с механическими ритмами извивалось гибкое тело Флер. Теперь я абсолютно уверена: именно тут мы познакомились с Тони. «ГрюнесТал» был нашим любимым клубом. Флер отлично разбиралась в техно-музыке и любила ее. Я пытаюсь сообразить, где находилась барная зона клуба. По-моему, стойку бара поддерживала безвкусная мраморная скульптура обнаженных мужчин с эрекцией, достойной колоссов. Да, точно! И именно там Флер впервые поцеловала меня.
– Ты купил нам в баре коктейли. Один – мне, другой – Флер, – кричу я Тони.
Слышит ли он меня? Его глаза все еще открыты. Я должна решить вопрос с замком побыстрее.
– Мы были наивными, не заподозрили ничего плохого. И бедными. Нам с Флер очень польстило, что красивый американец принял нас за сестер-двойняшек и заказал нам «Лонг-Айленд айс ти». А потом сказал, что у нас модельная внешность, и предложил провести фотосессию. Готова побиться об заклад, что ты именно это сказал. Знаешь, я много лет пыталась вспомнить момент нашего знакомства. И наконец мне это удалось!
Я возвращаюсь к Тони и присаживаюсь рядом с ним на корточки. Наши лица разделяет только металлическая решетка. Бледные виски Тони сплошь покрывает испарина.
– А потом мы проснулись в квартире Флер, через восемнадцать часов! – продолжаю я. – С раскалывавшейся головой, с жуткой болью между ногами. И никто из нас не мог вспомнить, что произошло той ночью: где мы были, что делали, с кем общались. Ты можешь себе представить, насколько это страшно? Когда ты ничего не можешь вспомнить? И ничего не чувствуешь, кроме боли? Мы лежали в постели и смотрели на наши свежие одинаковые татуировки, напуганные своей любовью друг к другу, ее силой. И вдруг мы обе ощутили смущение, даже неловкость. Что мы делали друг с другом? Только рядом со мной тогда находилась не Флер. Сейчас я это понимаю. Она всегда была со мной нежна и ласкова. Ты нас обеих потом искупал? Смыл с нас свои грехи? Я явственно вижу перед глазами ту сцену в ванной: Флер, содрогающуюся в конвульсиях на холодном плиточном полу, с коленями, прижатыми к груди, и мертвенными глазами, молящими меня о помощи. Но это сейчас. А целых десять лет до этого в моем сознании была одна темнота. Этот жуткий эпизод стерла из моей памяти какая-то гадость, которую ты подмешал нам в напитки.
Я отхожу от Тони к входной двери цеха и выскальзываю на улицу – глотнуть свежего воздуха и насладиться ярким солнечным светом. Я удивляюсь самой себе. Откуда у меня взялось столько сил и решимости? Я ведь боялась, что не смогу противостоять Тони. Да еще пропавший замок чуть не выбил меня из колеи. Но сейчас, похоже, я вошла в раж. И способна справиться со всеми вызовами! Я чувствую это. За изрисованными граффити стенами с грохотом проносятся поезда. Где-то вдалеке воет полицейская сирена. Тони не вспомнит, что я ему сказала. Но я так долго готовила свою речь!
Я снова захожу внутрь – собранная и решительная. И вижу в дальнем углу цеха, за бывшей барной зоной клуба, кучу мешков с цементом. Когда таксист сворачивал сюда с главной дороги, я заметила какую-то стройку. Должно быть, рабочие хранят в цеху свои материалы. Здесь еще полно бутовых камней.
– А на следующий день Флер исчезла. – Я крепко сжимаю руками прутья решетки. На меня внезапно снова нахлынули эмоции. Нужно с ними совладать, во что бы то ни стало… – Мы перекусили в кафе через дорогу, а потом я вернулась в квартиру Флер. Меня отчаянно клонило в сон. И после этого я ее больше не видела.
Я отворачиваюсь – не хочу, чтобы Тони заметил мои слезы. Через несколько секунд я снова могу взглянуть ему прямо в лицо.
– Я, конечно же, пошла в полицию. Они завели дело, добавили ее в длиннющий список молодых людей, пропавших в Берлине. Но Флер так и не нашлась, – с глубоким вздохом я опускаю голову. К горлу, словно тошнота, подступает гнев. – И никто так и не узнал тогда, что ты был в тот день в нашем кафе и, сидя в углу, наблюдал за нами. Хотел выяснить, помним ли мы что-нибудь из прошлой ночи, узнаем тебя или нет.
У меня больше нет сил сдерживаться. Я открываю дверцу клети и подхожу к Тони.
– Куда ты ее отвез? Что ты с ней сделал, черт тебя дери? – кричу я. И, уже полностью утратив над собой контроль, бью его ногой под дых. – Ну же, говори! Ты что, отвез ее в свою убогую студию? Где она, Тони?
Схватившись за живот, Тони стонет. А я ведь обещала себе этого не делать. Обещала монахам. Наказать его – дело полиции.
Тони поворачивает ко мне голову. Его глаза все еще кажутся остекленевшими, но, похоже, он впервые за все это время услышал и понял мои слова.
– У тебя была фотостудия здесь, в Берлине, – говорю я уже более ровным голосом. – У меня до сих пор стоят перед глазами твои снимки – нас, меня, морских коньков. Мне нужно знать, где она.
Я узнаю эту студию сразу, как только увижу. Память о том вечере все еще подернута чернильной темнотой, но воспоминания о том, куда Тони отвез нас той ночью, в последние месяцы начали всплывать из ее глубин на поверхность, как выросшие без света монстры. Большой трафаретный морской конек на побеленной кирпичной стене… Ванная… Выложенный плиткой пол… Возможно, кровать… Белый халат… Медицинские инструменты…
Я снова присаживаюсь возле Тони на корточки:
– Где она, говори! – шепчу я прямо ему в ухо.
После долгих поисков в сети мне удалось найти его старый сайт, но там не было указано адреса. Только выложены фотографии: ночных клубов, ди-джеев, нескольких женщин…
– Моя студия? – переспрашивает Тони.
– Да, здесь, в Берлине.
– Ты хочешь, чтобы я тебя сфотографировал?
– Просто скажи мне адрес.
Тони словно в замешательстве.
– И дай мне ключи от нее.
101
Сайлас разглядывает лицо тибетского мальчика, смотрящего на него с плаката в стиле листовки «Разыскивается» формата А4. Подпись под ним гласит: «Помогите разыскать Панчен-ламу Тибета». Под фотографией размещена информация о денежном вознаграждении за любую информацию о его нынешнем местонахождении. Сайлас надеется, что этот плакат займет их мысли на какое-то время, даст им со Стровер столь нужную обоим передышку! Их коллеги из германской полиции не горят желанием отслеживать мобильник Мэдди. И Сайлас чувствует, что они не восприняли их озабоченность всерьез. Инспектор встречал много тибетских буддистов, когда ездил в Ладакх. Конор тогда был еще совсем юным, и это было их лучшее семейное путешествие.
