Налетело облако — пролилось дождем,
Опьянело дерево сочным миндалем,
Аромат возлюбленной пламенит огнем.
Мюмтаз понимал, что глубокая и сводящая с ума грусть этой мелодии очень сильно отличается от его собственных страданий. То была чистая, незамутненная эмоция, что-то, что наполняло саму жизнь теплом наподобие горячего хлеба.
Облака на небе с раннею зарей,
Цветы распускаются позднею весной,
Все, кто любят, счастливы, обретя покой.
— Вот что должны мы любить. — Ихсан был по-настоящему счастлив. — Все истины здесь, в этом бескрайнем океане. Насколько мы приблизимся к нашему народу, настолько мы будем счастливы. Мы — нация творцов этих песен, — а затем внезапно добавил строку из Яхьи Кемаля:
Я ощутил, но не насладился славянской тоской…
— Быть или не быть? Я существую, этого достаточно. Я не хочу для себя слишком большой свободы.
— Но и в этом есть мука. И ведь гораздо более острая.
— Нет, здесь только слово. Если бы тоска этой мелодии и ей подобных была подлинная, то человеческое сердце полчаса не выдержало бы. Здесь мы встречаемся лицом к лицу с народом. Перед нами опыт не одного человека, а целой цивилизации.
Нури с Орханом распевали румелийские и анатолийские тюрки одну за другой. Джемиль иногда помогал им игрой на нее. Ближе к концу Тевфик-бей предложил:
— А сейчас прочту вам иляхи о розе. В Трабзоне это стихотворение читают в основном женщины.
Мюмтаз внезапно оказался внутри вселенной, напоминающей картину Фра Филиппо Липпи
[143] «Мадонна в лесу». Казалось, что в этом старинном иляхи собрались все розы, развеянные мелодией «Ферахфеза» в буре тоски:
Торжище из свежих роз,
кто привез, а кто унес,
розы складывают на весы,
что купил, а что продал ты?..
Макам «Хиджаз» обернулся настоящей весной. Последний образ, который Мюмтаз запомнил из той ночи, — усталое, осунувшееся лицо Нуран, которое несло на себе отблески роз, выхваченных из этого урагана, отражение разных мыслей, однако обретающее единство в спокойной улыбке. Нет, все эти сомнения, подозрения были лишь плодом его воображения. Он очень любил Нуран.
IX
Нуран могла доверять только спокойствию Мюмтаза, когда, казалось, все было против нее. Между тем как душевное состояние Мюмтаза было слишком далеко, чтобы ответить на ее доверие. Вместо того чтобы смотреть на происходящее с хладнокровием и с верой в любимую женщину, он сомневался в ней, обвинял ее в том, что она его забыла, и без конца жаловался в письмах, которые писал одно за другим.
Ничто: ни бесконечные болячки Фатьмы, ни тяжелый характер Яшара, ни сплетни знакомых — не расстраивало Нуран так, как пустые печали Мюмтаза. Все остальное было силой, которой они решили противостоять сообща. Однако состояние ее любимого человека было совсем другим.
Оба отказывались понять друг друга, и, пока Нуран жаловалась: «Почему он меня не понимает?» — Мюмтаз возмущался: «Почему она такое простое дело превращает в неразрешимую проблему?»
Нуран казалось, что состояние Мюмтаза объяснялось просто. Ей представлялось, что он должен, коли уж его любят, спокойно и терпеливо ожидать в сторонке. А Мюмтаз считал, что если она его любит, то должна как можно скорее принять решение ради собственного счастья.
Только вот удовольствие от переезда обернулось для Мюмтаза кучей разных проблем. Аренда второго дома, расходы на его обстановку и прочие подобные траты вынудили молодого человека искать новые источники заработка помимо его основного дохода. Так как оба сейчас находились в западной части Стамбула, не было больше таких проблем, как идти по скользкому спуску среди зимы, или необходимость в переезде с одного берега на другой, когда поездка превращалась в трудное путешествие из-за расписания стамбульских пароходов, и встречаться теперь они могли с легкостью. Нуран могла бы приезжать к Мюмтазу почти каждый день. Однако на этот раз в жизни молодой женщины появились совсем другие препятствия. Переезд в Бейоглу заставил бы Нуран оказаться среди бывших одноклассниц, членов ее многочисленного семейства, бесчисленных друзей Яшара, родственников Фахира и, наконец, приятелей Адиле-ханым. Почти никто не понимал ее теперешнего состояния, каждый волей-неволей требовал от нее продолжения прежнего образа жизни, и молодой женщине не оставалось ничего другого, как принимать всех этих людей, и изменить это положение дел она никак не могла, по крайней мере, до тех пор, пока была не замужем; так что визиты и приглашения следовали одно за другим. И даже она сама удивилась, когда ближе к февралю заметила, что часы, выделенные для Мюмтаза, заняты другими.
Если бы болезнь Фатьмы, приключившаяся в конце лета, не породила столько сплетен, то Нуран наверняка не была бы такой осторожной и не отказалась бы от личной жизни. Между тем все эти приглашения, гости и встречи создавали полную путаницу. Они давно приняли с Мюмтазом решение нигде не показываться вместе, по крайней мере какое-то время. С одной стороны, это было очень правильным решением. Однако их раздельная жизнь была серьезным испытанием для молодого человека. Почти каждый день до него доходили отовсюду новости о том, как Нуран вчера либо позавчера была в гостях, веселилась или танцевала. Самое плохое, что Нуран обвиняли в том, что она пожертвовала своим ребенком ради Мюмтаза; чтобы снять с себя эти обвинения, Нуран во время всех этих походов в гости старалась выглядеть сдержанно, хотя и считала, что ее вынудили развлекаться, смеяться и даже принимать небольшие комплименты.
С другой стороны, ревность Яшара к Мюмтазу привела к тому, что молодой женщине надоедали сразу несколько юношей. Яшар решил: пусть рядом с ней будет кто угодно, кроме Мюмтаза. Он испытывал странную ненависть к нему. Яшар не разделял плохое и хорошее в отношении к Мюмтазу. Был только Мюмтаз, и были все остальные.
Яшар ради этой ненависти даже забыл о своих враждебных чувствах к Адиле. Почти каждый день он бывал у нее дома. По правде сказать, они договорились между собой, не произнеся ни слова. Оба полагали, что рано или поздно Нуран займет позицию Адиле. В первый день, когда Яшар пришел к Адиле, они договорились: «Да, бедного парнишку нужно спасать, иначе пропадет» — и после этого принимали совместно любые меры, чтобы отдалить молодую женщину от Мюмтаза. Когда Яшар посылал весточку Адиле: «Завтра вечером придем к вам с друзьями» — или когда он говорил об этом сам, ненадолго заскочив днем, она с легкостью добавляла слова: «Вы непременно позовите и Нуран, а если будет упрямиться, будьте настойчивее», так что принятое неделей ранее Мюмтазом и Нуран решение провести тот вечер вместе вдруг сталкивалось с неожиданным препятствием.
