Оставалось сидеть в ловушке и дожидаться Мамелфы. Или смерти. Впрочем, Глеб не видел между двумя этими дамами большой разницы.
Внизу послышался какой-то шорох. Сеть, опутавшая шею Глеба, не позволяла ему наклонить голову. Глеб скосил глаза и похолодел от страха. В трех шагах от него стоял, широко расставив лапы, огромный двуглавый пес. Ветер ворошил длинные колосья бурой шерсти на его холке.
Чудовищу достаточно было встать на задние лапы, чтобы оттяпать Глебу ногу. А если он слегка подпрыгнет, то с легкостью сомкнет зубы на горле Глеба.
«Вот, значит, как суждено мне погибнуть, – подумал Глеб сокрушенно. – Не от меча ратника, не от стрелы лесного дикаря, не от упырьих клыков, а в зубах двуглавой твари. Обидно».
Драглак двинулся с места, и Глеб мысленно попрощался с жизнью.
Внезапно Глебу расхотелось сопротивляться. В конце-то концов – пусть жрет. Все равно домой ему уже не вернуться. Так пускай сожрет. Зверь голоден и наверняка сделает это быстро.
Драглак поднялся на задние лапы и раскрыл огромную пасть. Глеб закрыл глаза. Смотреть в эту зловонную, утыканную желтоватыми зубами черную дыру было невыносимо.
Громко клацнули зубы, и веревки упали с запястий Глеба. Зубы клацнули еще несколько раз, и Глеб, потеряв опору, рухнул на землю с трехметровой высоты, ударившись спиной о камень. Острая боль пронзила все его тело.
– Твою мать… – простонал Глеб, едва не теряя сознание от боли.
Он немного полежал на земле, дожидаясь, пока боль немного отступит, а затем медленно, очень медленно, поднялся на ноги. Драглак лежал на земле в полутора саженях от свисающей с дерева разорванной сети.
Обе его пасти были открыты, губы обложила белая пена, а с языков на землю капала розовая слюна. Выглядел он плохо.
Заметив приближающегося Глеба, Драглак слабо вильнул хвостом. Глеб присел возле пса и осмотрел его мощное тело. Ни ран, ни ссадин, ни царапин он не заметил.
Внезапно пес перестал дышать и скривился; мышцы его напряглись, стянутые жестокой судорогой.
– Эй, Драглак, – испуганно позвал Глеб, – да что с тобой происходит?
Пес снова задышал – тяжело и хрипло, затем одна из глоток пса зашлась кашлем, и к ногам Глеба упал обрывок сети. Глеб глянул на обрывок и побледнел – он весь был покрыт сгустками крови. Похоже, Драглак нечаянно проглотил кусок сети, и тот изрезал ему внутренности. А может, просто отравил пса. Одному лешему известно, какой гадостью колдунья Мамелфа пропитала свои веревки.
Драглак приподнял одну из голов и попытался лизнуть Глеба в лицо. Глеб отшатнулся, предпочитая держаться подальше от зубов чудовища.
Драглак снова опустил голову на траву. Глеб выпрямился и едва не вскрикнул от острой боли в спине.
– Потерпи, песик, – тихо сказал он чудищу. – Я сейчас приду.
Драглак глянул на Глеба жалобными глазами и тихонько заскулил.
– Я скоро, – пообещал ходок, повернулся и, прихрамывая, заковылял к роднику.
Вот и родник с мертвой водой. Перед тем как присесть рядом с родником, Глеб чуток постоял, решаясь. Ему всегда было не по себе от вида этой мертвой воды. На первый взгляд – обычная вода, а приглядишься – в ней видно какое-то едва заметное шевеление, будто копошатся мириады крошечных прозрачных существ.
А приглядишься еще тщательнее, увидишь, как эти мириады складываются в призрачные, неразличимые для неискушенного глаза фигуры и узоры. То человеческое лицо, то фигура волколака, то очертания качающегося на ветру дерева, а то и вовсе что-нибудь чудное. Словно вода запомнила все, что видела за свою долгую жизнь, и теперь спешит показать все это случайному зрителю.
Наконец Глеб собрался с духом, присел на колени и зачерпнул воды во флягу.
Когда ходок вернулся, двуглавый монстр был уже мертв. Глеб выплеснул из фляги ненужную мертвую воду. Вдали от родника она бесполезна, поскольку теряет все свои целебные качества.
Взяв в руки меч, Глеб постоял немного над мертвым псом, собираясь с духом, потом тихо сказал:
– Прости, Драглак. Я вынужден это сделать.
Он сжал в пальцах рукоять меча, размахнулся и рубанул пса по шее. А потом еще раз. И еще. И рубил до тех пор, пока обе головы не отделились от туловища.
Покончив с этим, Глеб тщательно обтер клинок травой, вложил его в ножны и захромал прочь.
Он отошел от трупа пса всего на пятнадцать шагов, как вдруг услышал за спиной отвратительное чавканье. Оборачиваться Глеб не стал и только ускорил шаг.
Пусть мертвым телом занимаются мертвые, а у него еще куча дел с живыми.
Пройдя примерно две версты, Глеб ощутил страшную усталость. Ушибленная о камень спина болела все больше и больше. Меч и короткая палица, висевшие на поясе, тяготили его. Казалось, они весят целую тонну.
Нужно было отдохнуть. Глеб, морщась от боли в спине, снял с пояса меч и палицу и бросил их на траву. Сам с трудом опустился рядом.
Посидев так минут пятнадцать и не почувствовав себя лучше, Глеб попытался встать, но с ужасом понял, что не может этого сделать, поскольку не чувствует ног.
Глеба охватило отчаяние. Теперь он был беспомощен перед здешними тварями. С минуты на минуту они появятся здесь, и тогда…
Где-то рядом хрустнула ветка. Глеб вздрогнул и уставился в темноту. На пригорке, освещенном призрачным светом луны, стоял нелюдь.
– Белнон! – хрипло выдохнул Глеб.
– Здравствуй, Первоход, – сказал нелюдь, и губы его сложились в жутковатую улыбку. – Я знал, что мы еще встретимся.
9
Князь Егра, тяжело опираясь на золоченый посох, вошел в расписную горницу. Он стал еще угрюмее и грузнее с тех пор, как атаман Самоха видел его в последний раз. Лысая голова, красивое гордое лицо с резкими, выразительными морщинами, под глазами – набухшие темные мешки, словно князь провел мучительную, бессонную ночь.
Самоха снял шапку и низко-низко поклонился.
– Здрав будь, пресветлый княже! – поприветствовал он своего покровителя преданным, мягким голосом.
– И тебе не болеть, – хмуро ответил князь. – Что ты мне привез?
– То, что ты велел. – Атаман указал на деревянный стол, на котором лежало накрытое тряпицей тело ходока Варопая. – Вон он, твой недруг. Хочешь – забирай, а нет – так велю своим людишкам вынести его вон и бросить в овраг за городской стеной.
Князь, постукивая посохом, прошел к столу. Атаман Самоха поспешил за ним. Когда князь остановился, Самоха ухватил за край тряпицы и быстро сдернул ее с трупа.
Самоха, будучи от природы любопытен, зорко следил за реакцией князя. Однако на красивом, величественном лице Егры не дернулась ни одна морщина.
Он долго разглядывал лежащее на столе тело, затем чуть повернул голову к Самохе и холодно осведомился:
