Джованна и Витантонио всегда бывали рады в этот день встречам с соседями и обыкновенно переходили с пляжа на пляж, пока не обнаруживали кого-нибудь из знакомых. Однако в тот год, рассердившись из-за запрета тети Кармелины на купание, они совершенно позабыли про праздник конца лета. Пока не увидели Сальваторе.
Тот приехал на мотоцикле накануне вечером и остановился в доме двоюродных братьев – рыбаков из Торре-Канне. У Сальваторе друзья и двоюродные братья были по всей округе, и Джованна никогда не знала наверняка, действительно ли это братья по крови или он только называл так товарищей по партии. Они отправились пешком вдоль моря, оставив позади маленький рыбацкий причал Савеллетри; вскоре за спиной оказались и последние домишки поселка. Они шагали на юг по песчаной тропинке, извивавшейся среди чертополоха и жестких белых и розовых цветов карпобротуса, росших у самой земли. Недавно прошел первый за лето ливень, и воздух был еще свеж, пахло фенхелем, сухие стебли которого были облеплены сотнями улиток. В какой-то момент друзьям пришлось, обходя скалы, пробираться сквозь заросли качавшихся от ветра мастиковых кустарников и тамариска. Ветер вздымал песок, который слепил глаза. Дальше тропа разделялась на три или четыре дорожки, затейливо обегавшие кусты и затем снова соединявшиеся в одну. Джованна спросила:
– Куда пойдем?
– К навесу, – ответил Сальваторе, указывая на трепавшийся на ветру кусок парусины, натянутый на четыре палки. Конструкция была возведена на скалистом берегу, начинавшемся сразу за дюнами; в каменных углублениях собиралась вода, образуя своеобразные бассейны.
Витантонио часто плавал к скалам на лодке и тоже строил подобные укрытия из палок и полотна, чтобы сложить вещи в тени, отправляясь ловить осьминога при помощи белой тряпки и крючка на леске. Когда осьминог, привлеченный белой тряпкой, хватал крючок, Витантонио подхватывал его сачком, доставал из воды и вонзал зубы ему в затылок, чтобы лишить возможности сопротивляться. Джованна предпочитала рыбачить в темные и безветренные ночи, когда бабушка разрешала брать лодку с газовым фонарем и выходить из порта, но ни в коем случае не далеко. Их лодка называлась «Принчипесса»
[31] – это имя придумала тетя, – и на борту Джованна не терпела никакого ущемления своих прав. Так что гребли всегда по очереди – пока один, орудуя веслами, поворачивал лодку на месте, другой перегибался за борт и, ослепляя рыб зеркалом, бил их острогой. Таким незамысловатым способом они добывали скорпен, золотистых спаров, каракатиц и прочих обитателей морского дна. Кроме того, они ловили морских ежей, захватывая их, как спелый инжир, расщепленной тростинкой.
Сальваторе познакомил друзей со своим двоюродным братом, который уже ждал их под навесом, после чего оба сняли штаны и рубахи, привязали мешки, взяли отвертки и стали спускаться по камням. У самой воды они нагнулись и стали что-то скрести. Витантонио нашел старую железку в куче сваленных под навесом инструментов и, перепрыгивая с камня на камень, последовал за ними. Из-за апулийского солнца все трое были черны от загара.
Через полчаса они вернулись с полными мешками «морских блюдечек» и вывалили их на деревянный ящик, служивший столом. Брат Сальваторе взял одну ракушку, поднес ко рту и зубами вырвал моллюска. Витантонио последовал его примеру. Сальваторе взял крупную ярко-оранжевую раковину, капнул на нее лимонным соком и, когда моллюск сжался, аккуратно достал его ножом, прижал большим пальцем к лезвию и поднес к губам Джованны, которая медленно прожевала его, наслаждаясь ярким вкусом моря. Обычно «морские блюдечки» больше любят мужчины, чем женщины, но Витантонио никогда не видел, чтобы кто-то ел их с большим наслаждением, чем Джованна. Сальваторе пришел к тому же выводу, увидев непритворное удовольствие на лице не перестававшей удивлять его девушки. Он широко улыбнулся и достал для нее еще одного моллюска.
Набрав деревяшек, выброшенных штормами на берег, они разожгли костер, сложили моллюсков в котелок и повесили над огнем, чтобы довести до кипения в собственном соку. Джованна с любопытством поглядывала на юношей. Морская вода высохла, и их темные тела были покрыты солью, словно присыпаны мукой. Она отметила с восхищением, что за последние месяцы брат вытянулся, а его мускулы словно затвердели, затем перевела взгляд на Сальваторе и залюбовалась им. Между тем сын Тощего поставил на огонь сковороду и до золотистого цвета поджарил в ней три зубчика чеснока и острый перец, потом добавил четыре спелых помидора, плеснул полстакана воды, чтобы они скорее разошлись, и оставил на некоторое время. Сняв сковороду с огня, он бросил в нее мелко нарезанную петрушку. Джованна подошла к нему сзади и кокетливо сказала:
– Если ты все домашние дела делаешь так же, то ты просто идеальный муж!
Сальваторе даже не обернулся, полностью сосредоточившись на представлении, которое давал. Юноша слил воду из спагетти, которые уже сварил двоюродный брат, вывалил их в котелок с моллюсками и смешал с овощной поджаркой, вернув на огонь буквально на мгновение. Затем отступил на пару шагов, посмотрел на свое блюдо, снова подошел, чтобы бросить щепотку перца, удовлетворенно кивнул и пригласил всех к обеду:
– Вы же пообедаете с нами?
– Ни в коем случае. Нам пора бежать, иначе мы опоздаем к обеду дома, и тогда нас больше не отпустят гулять вечером, – отрезала Джованна.
Она взяла вилку, подцепила одного моллюска, намотала четыре или пять спагетти и отправила в рот.
– Насколько приятнее было бы пообедать здесь, чем дома, – сказала она в утешение.
Едва они начали спускаться по тропинке, Джованна остановилась, попросила Витантонио подождать ее и побежала обратно. Войдя под навес, она направилась прямо к Сальваторе, который как раз намотал спагетти на вилку. Юноша встал и вопросительно посмотрел на нее. Джованна подбежала к нему и поцеловала в губы.
– Ты по-прежнему страшен, как дедушкин Кусай, но когда загоришь, на тебя хотя бы можно смотреть, – бросила она, смеясь, и исчезла так же стремительно, как и появилась.
Догнав Витантонио, она увидела, что тот насобирал банку улиток для наживки к вечерней рыбалке. Они ускорили шаг, и наконец показались домики на окраине Савеллетри. Последние остававшиеся после дождя облачка разошлись, небо сияло. Опять навалилась жара, словно на эту землю никогда не проливалось ни капли влаги. Джованна тоже сияла.
Едва в зале погас свет, в дверях «Мэдисон-сквер-гарден» показался Примо Карнера в окружении поклонников, которые пытались дотронуться до него, прорываясь сквозь плотное кольцо журналистов и щелкавших вспышками фотографов. Появление великана на экране «Чинема Комунале» было встречено восторженными криками. Его мягкая фетровая шляпа плыла над толпой: в боксере было два метра два сантиметра роста. Весь зал вскочил на ноги и целую минуту рукоплескал кадрам, запечатлевшим новоиспеченного чемпиона мира в супертяжелом весе. Вдруг вверху экрана появились титры и поползли вниз, словно театральный занавес, обещающий смену декорации, и точно: спортсмен снова появился, теперь на побережье Лонг-Айленда, и продемонстрировал несколько молниеносных ударов слева по боксерской груше. Время от времени он неожиданно менял руку, нанося энергичный удар снизу.
