– Войны еще никому добра не принесли, не принесут и твоему кузену. Он известный трус, но пытается делать вид, что такой же мужественный, как Витантонио, поэтому сначала уехал в Рим под предлогом, что хочет там учиться, а теперь в Испанию. Не знаю, что он будет там делать. Наверное, спрячется за какого-нибудь начальника и будет у него на подхвате. Что угодно, лишь бы не на фронт. Одного не понимаю: как Витантонио его выносит? Он порой сердится на него, это верно, но, в конце концов, он единственный, кто все ему прощает.
Культурное общество
В городе землевладельцы и коммерсанты входили в Культурное общество – престижный клуб, члены которого не обращали внимания на претенциозное прилагательное в названии на фасаде здания, где они собирались и пропагандировали скорее карточные игры и застольные беседы, нежели культуру. Происходившие в Культурном обществе партии в карты превращались в легенды, как и дискуссии, на которых обсуждалось экономическое положение региона и трудности, с которыми приходилось сталкиваться в попытке найти толковых и преданных фирме работников. Из политики же обсуждалось только международное положение, отчего участники собраний чувствовали себя настоящими космополитами. Члены клуба делились на сторонников оси «Рим – Берлин» и соглашений, которые Муссолини планировал заключить с нацистской Германией, и тех, кто делал ставку на улучшение отношений с Англией, но все единодушно одобряли экспансионистские намерения дуче относительно юга Франции, Средиземноморского региона и, разумеется, Восточной Африки.
Заседания кружка проходили одновременно в гостиной и в библиотеке – в последней читали исключительно газеты. Если же кто-нибудь подходил к полке, чтобы взять книгу, то только затем, чтобы справиться о каком-либо факте, который мог бы помочь победить в споре, зашедшем в тупик из-за недостатка решающих аргументов. После обеда играли в карты – в трех или четырех специально обустроенных комнатах, за закрытыми дверями, особенно с тех пор, как ставки выросли и один старик даже поставил на кон свое имение.
После снова собирались в гостиной с рюмкой коньяка или граппы, курили гаванские сигары и говорили о картах, пока некоторые не начинали незаметно удаляться в направлении сада. В саду было очень хорошо, особенно летом – две старые липы и лавр давали превосходную тень, – но не потому друзья культуры стремились туда. Их привлекала спрятанная в глубине сада калитка, ведшая во двор соседнего дома. Соседний сад был меньше, и в нем чувствовалась женская рука: в горшках росли миниатюрные розы, в больших кадках – гортензии, стены были увиты девичьим виноградом, а в углу небольшой фонтан изливался изо рта русалки в чашу, где плавали красные и черные рыбы.
После обеда или после ужина заседавшие в Обществе господа пересекали торопливым шагом оба сада и оказывались в доме Прекрасной Антонеллы. Антонелла была хорошенькой вдовой разорившегося коммерсанта, содержавшей самый известный в городе дом свиданий. Парадный подъезд выходил на второстепенную улицу, но им почти никто не пользовался до наступления темноты, когда обитатели окрестных домов уже спали. И если бы девушки принимали клиентов только с главного входа, «мадам» давно бы разорилась. Но, по счастью, сад Культурного общества находился по соседству и поставлял Прекрасной Антонелле лучших клиентов во всей Апулии.
Большинство товарищей Витантонио учились с ним в закрытом лицее Горация в Бари. Там они спали, ели и готовили уроки под надзором учителей-священников, но на занятия в старших классах каждый день ходили в школу на набережной Лунгомаре. За партами сидели в алфавитном порядке, так что соседом Витантонио Конвертини оказался Аурелио Кавалли, родом из Бари. Его семья жила в доме напротив заведения Прекрасной Антонеллы, мать была модисткой, и из окна мастерской открывался вид на сад Культурного общества и тайный садик дома свиданий. Кавалли отличала предпринимательская жилка, и его сразу посетила идея коммерческого толка: когда мать уходила снимать мерки с заказчиц, он за деньги пускал приятелей наблюдать за обитательницами соседнего дома.
Путь Витантонио и его товарищей по учебе так и так пролегал мимо дома Кавалли, и вскоре они превратились в самых преданных почитателей Антонеллы. Укрывшись в швейной мастерской, школяры, смеясь, подсматривали за девушками, которые выходили в сад в одних комбинациях и помогали друг другу причесываться. Но вот в окнах второго этажа включался свет, и зрители приходили в страшное напряжение, боясь пропустить момент, когда соседки станут раздеваться. Наблюдения нечасто увенчивались успехом, но воображение дорисовывало то, чего не удавалось увидеть, и возбуждение было таким, словно они сами побывали в той комнате и ничто не препятствовало им разглядывать женскую наготу. Особенно когда переодевалась Изабелла Дардичче, самая молодая из всех, нежная, как спелая ягода, при одном взгляде на которую текли слюнки.
Вскоре наиболее активные члены швейного клуба придумали еще одно развлечение: они стали отмечать визиты, наносимые в соседний дом взрослыми, и смеяться над товарищами – сыновьями завсегдатаев. Однажды, обновляя список посетителей, Витантонио с удивлением увидел, что дядя Анджело выходит из здания Культурного общества, пересекает сад – и вот уже приветствует девиц как старых знакомых.
– Черт, дядя Анджело! – вырвалось у него.
Рядом с Витантонио на наблюдательном пункте сидел Паскуале Рагузео. Его родители были из тех немногих крестьян, что сумели сколотить состояние, возделывая виноград, и отправили сына учиться. Витантонио глазом моргнуть не успел, как Паскуале высунулся в окно и закричал:
– Дядя Анджело, дядя Анджело!
Витантонио сжался от стыда.
– Придурок! Теперь он поймет, что я шпионю за ним!
Последствия не заставили себя ждать. Назавтра к модистке явился председатель Культурного общества, который посоветовал ей быть осмотрительнее, если она дорожит своим делом и репутацией.
– Портниха, которой открыты все двери в городе, не должна ничего ни видеть, ни слышать. Это профессиональная тайна, как на исповеди, – пригрозил гость хозяйке, клявшейся в слезах, что больше такого не повторится.
В тот же день наследнику Кавалли пришлось скрепя сердце закрыть свое предприятие.
Однако этим дело не кончилось. В ближайшее воскресенье после обеда в палаццо дядя Анджело встал из-за стола, приобнял Витантонио за плечи и сказал:
– Пойдем, угощу тебя сигарой.
У Витантонио душа ушла в пятки. Дядя никогда ему не нравился, и он полагал само собой разумеющимся, что их антипатия взаимна. В кабинете они сели друг напротив друга, дядя раскурил для Витантонио сигару. Юноша обливался потом и спрашивал себя, долго ли продлится эта показная любезность и в какой момент она сменится припадком ярости. Но никакого припадка не последовало. Напротив, дядя налил ему рюмку арманьяка от французских партнеров и заговорил еще мягче:
– Ты уже вырос, Витантонио, и тебе наверняка недостает отца. Есть вещи, о которых он должен был бы рассказать тебе. Возможно, момент настал, и я хотел бы поговорить с тобой на правах родственника. Как у тебя с девушками?
