– Может, тебе и все равно, но мне хотелось бы сражаться вместе с американцами, – заявил Рузвельт.
Ему нравилось думать, что в Нью-Йорке он заключил тайный договор со всеми незнакомцами, которых встречал по пути на работу, и что в урочный час они признают друг в друге истинных граждан Америки и будут биться бок о бок.
– Я думаю, что если мы дадим отпор немцам плечом к плечу с янки, то все мои десять лет страданий в Америке будут оправданы.
– Оставь свои россказни. Муссолини выбыл из игры, так что долго это не протянется, – перебил Учитель. – Освобождение Италии будет просто приятной прогулкой, и если мы не хотим упустить свой шанс, нам надо поторопиться!
– А ты что скажешь? – спросил Англичанин, удивленный молчанием Витантонио.
– За три года тетя ни разу не пропустила нашей встречи, – сказал тот в оправдание (он до сих пор не решился поделиться с товарищами своей тайной). – Сегодня она впервые не пришла. Что-то случилось.
– Если британцы пробиваются в Бари, все дороги наверняка отрезаны. Когда фронт устоится, ты получишь новости от тети, – попытался успокоить его Рузвельт.
– Нам нужно достать оружие из тайников и уйти в лес. Как только немцы столкнутся с британцами, мы нападем на них сзади, – стал планировать операцию Англичанин.
Мысль, что скоро они вступят в дело, отвлекла Витантонио.
– Возможно, мы будем полезнее здесь. Британцам непросто будет сориентироваться в этих кварталах, если начнутся уличные бои.
Встреча
Торопливые шаги замерли наверху лестницы, и все встревоженно смолкли. После новостей, которые принес Рузвельт, никто не решался никуда отлучаться, боясь пропустить приход союзников. Они просидели в пещере уже неделю, и лишь убеждение, что британцы движутся к Матере и нужно быть готовыми вступить в борьбу, поддерживало в них силы и придавало бодрости.
– Витантонио? – приглушенно позвал незнакомый голос.
Все вскочили с лежанок и схватились за пистолеты. Взяв лестницу на прицел, они вглядывались в темноту, пытаясь понять, кто идет. Один только Витантонио сразу бросился ко входу. Он сразу узнал голос, который все эти годы добровольного заключения жаждал услышать больше всего на свете.
– Джованна!
Они не виделись четыре года и сейчас кинулись навстречу друг другу и взволнованно обнялись. Они гладили друг друга по лицу, по голове и по спине, покрывали поцелуями лоб и щеки. Снова и снова повторяли, словно заклинание: «Витантонио!», «Джованна!» И снова расцеловывались. Внезапно Витантонио сообразил, что совсем забыл о матери. Почувствовав угрызения совести, он отстранился и спросил:
– А тетя? Почему она не пришла в воскресенье?
Джованна рассмеялась:
– Она уехала медсестрой в Бари. Доктор Риччарди вернулся из ссылки с острова Липари и убедил ее поехать с ним, чтобы помогать в военном госпитале. Она живет в квартире в районе Борго-Антико, недалеко от собора. Перед отъездом она просила передать тебе следующее: «Скажи этому болвану, своему брату, что я тоже ушла на войну».
Вот это да! Витантонио не мог не признать, что мать – храбрая женщина. Он снова обнял Джованну, поднял и закружил, потом поставил на землю, обхватил за талию и расцеловал. Джованна плакала, и он тоже не мог сдержать слез. Вдруг Витантонио вспомнил, что они не одни, и предложил:
– Пойдем на улицу, к реке.
– Ты с ума сошел! – одновременно подскочили Англичанин и Учитель. – Уже неделю немцы патрулируют все подходы к городу.
Джованна только сейчас заметила их и от неожиданности испугалась:
– Кто это?
– Друзья по заточению, – успокоил ее Витантонио. Затем он обратился к товарищам: – Сейчас мы никого не встретим. Патрули не любят спускаться к реке, они боятся крестьян и крутых обрывов.
– Не смейся. Тебе нельзя рисковать. Не сегодня!
– Вечером я вернусь.
– Не отпускай его! – взмолился Учитель, обращаясь к Англичанину.
– A ddo tres usol’ nà’n tres u nidch, – вмешался татонн.
По голосу Джованна узнала дедушку ‘Ндзиньялета и подбежала обнять его. Она всегда любила сурового старика, денно и нощно готового поносить немцев и фашистов.
– Что он говорит? – заволновался Англичанин, впадавший в отчаяние, когда Витантонио и дедушка переходили на местный диалект.
– «Куда заглядывает солнце, туда не заглядывает врач!» – перевел Рузвельт. – Что означает следующее: этому молодому человеку, влюбленному в свою сестрицу, не помешает немного развеяться.
– Дурак! – шутливо огрызнулся Витантонио, подталкивая Джованну к лестнице.
– Не понимаю, как она еще с тобой разговаривает! – подхватил Учитель. – Такая красавица и такой страшила и грубиян, как ты, не могли родиться у одной матери.
– Это его сестра? – спросил Англичанин, окончательно сбитый с толку. До сих пор, наблюдая взаимные проявления чувств парочки, он был уверен, что перед ним влюбленные. – Страна дегенератов! – воскликнул он, негодуя.
Джованна и Витантонио с любопытством переглянулись и, смеясь, стали подниматься наверх. Молодые люди только сейчас поняли, что увиделись впервые с тех пор, как оба узнали, что они не брат и сестра.
– Bell i brìtt s’spòs’ntítt, – подытожил дедушка откуда-то из глубины пещеры, пока те выходили.
Рузвельт поспешил перевести:
– Он говорит, что в итоге все женятся – и красавцы, и уроды.
У заводи
Витантонио был прав: в этот час они никого не встретили. Местные крестьяне, как всегда, вышли затемно, чтобы прийти на свои наделы с первыми лучами солнца, а карабинеры еще спали. Небо было прозрачное, но солнце, встававшее из-за Мурджи, предвещало еще один душный день, если только не подует ветерок с моря. Лето в тот год казалось бесконечным. Они спустились в овраг по самой крутой тропке на правом склоне, и когда до дорожки, бежавшей вдоль ручейка, оставался буквально один шаг, Витантонио почувствовал что-то странное и застыл на месте. Он не стал дожидаться, пока выяснится, что именно его насторожило, просто что-то было не так. Молниеносным движением он схватил Джованну за талию, дернул назад, притянул к себе и зажал ей рот рукой. Через секунду послышались голоса.
– Немцы. Тихо, – прошептал он ей на ухо.
Вжавшись в отвесную скалу, они увидели немецкий патруль, шедший вдоль русла на дне оврага; немцы остановились как раз напротив тропинки, с которой секунду назад должны были сойти Витантонио и Джованна. Оба затаили дыхание. Паника парализовала их. Растительность в овраге была скудной, кроме скал, за которыми они укрылись, прятаться было больше негде. Немцы о чем-то поспорили, затем продолжили свой путь по руслу на север и скрылись за кустами ежевики. Джованна без сил откинулась назад, на Витантонио, она слышала его частое дыхание у себя над ухом. Они постояли немного, потом Джованна обернулась. Их губы едва не встретились. Наконец Джованна произнесла:
