Ударная волна выбила стекла в радиусе более пяти километров. Крыши домов Бари взлетели, как листья, сорванные с деревьев трамонтаной. Донату и доктора, находившихся еще далеко от воды, сбило с ног, они откатились на несколько метров и укрылись за контрфорсом стены. Обнаружив, что они одни из немногих выживших, Доната посмотрела на лежащего рядом Риччарди и спросила себя, что бы с ней сталось за эти месяцы, если бы не доктор. Он взглянул на нее, желая что-то сказать, но Доната опередила его и призвала к молчанию, приложив палец к его губам.
– Ты лучший из всех, кого я когда-либо знала, и я люблю тебя больше всех после своего мужа и Витантонио. Но мы должны смириться.
Они подошли к воде и помогли вытянуть из моря нескольких раненых; даже те, у кого не было видимых ран, дрожали, все были в состоянии шока. Новый взрыв поднял волну, затянувшую в море еще больше людей. Доната вовремя ухватилась за якорь рыболовной сети, брошенной на моле, и ее только окатило волной. Вытаскивая из липкой жижи спасшихся, они сразу укрывали их одеялами, чтобы согреть. Около одиннадцати часов ночи послышалась сирена, означавшая конец воздушной тревоги. Этот звук казался жестокой насмешкой: немецкие самолеты удалялись, но порт по-прежнему был адом, и огонь разгорался все яростнее.
Доната и Риччарди вдруг перестали видеть пожары. Перестали слышать крики тех, кто еще пытался ухватиться за что-нибудь, чтобы удержаться на плаву посреди горящего моря. Они старались ни о чем не думать, переходя от одного раненого к другому и пытаясь поддержать их. Доната была измучена и не замечала, что ее одежда насквозь промокла в вонючей жидкости, ее только раздражала невыносимая чесночная вонь, от которой было трудно дышать.
– Эти американцы ненормальные. Кому могло взбрести в голову отправлять в такую страну, как Италия, целые корабли чеснока? – произнес кто-то рядом.
На рассвете порт еще пылал, раненые собирались у пункта первой помощи, и Доната с Риччарди работали не покладая рук. У них не было времени даже зайти к себе переодеться.
Свечение на горизонте
Джованна открыла оконные ставни и смотрела на пенные барашки, которые либеччо
[48] вздымал в море. Их определили в пансион на Лунгомаре-ди-Барлетта, в комнату с роскошным балконом, выходящим на море. Ночь была ясная, звездная. Джованна устремила взгляд на юг, в сторону Бари, и подумала, что ей уже хочется поскорее оказаться там. Она стала быстро уставать.
Они с Сальваторе шли два дня без передышки, намереваясь оставить горы позади и пересечь проходившую по реке Сангро линию фронта, прежде чем наступит рассвет третьего дня. Они провели двух американских инструкторов в тыл врага и оставили их у партизан бригады «Майелла». На обратном пути, возвращаясь на контролируемую союзниками территорию, они сопровождали молодого летчика Джузеппе Дзаниоло из Виченцы, который воспользовался увольнительной, предоставленной в честь перемирия, чтобы сбежать из летной школы в Казерте и попроситься на службу к британцам. Еще двадцать четыре часа ушло на то, чтобы их довезли от Сангро до окраины базы в Лучеро, и наконец в Фодже они нашли грузовик, который ночью четвертого дня довез их до Барлетты. На следующий день они должны были получить там инструкции на ближайшие недели. В субботу они могли сесть на поезд, идущий в Бари, чтобы встретиться там с отрядом Витантонио. И, может быть, увидеться с Донатой.
– Тебе стоит подыскать себе другого товарища по приключениям. Мне придется на какое-то время тебя покинуть, – сказала Джованна Сальваторе, по-прежнему глядя в окно. Она чувствовала себя изможденной. Коснувшись рукой живота, она улыбнулась.
Джованна скучала по тете, беременность пугала ее, ей не хватало материнской поддержки. Сальваторе подошел к ней и обнял за плечи. Уже несколько дней он смотрел на нее не как на женщину, а как на младшую сестру.
– Завтра мы прибудем в аэропорт Бари и свяжемся с группой Витантонио, а потом спустимся в город и найдем твою тетю. Хорошо бы тебе провести время до родов с ней.
Снова оставшись у окна в одиночестве, Джованна тоже подумала, что стала смотреть на Сальваторе, как на брата. Она рассмеялась, и Сальваторе спросил ее из постели:
– Чему ты смеешься?
– Так, женские глупости… – ответила она, чтобы отвертеться. Ей не хотелось начинать разговор о чувствах. Она только что поняла, что Витантонио и Сальваторе поменялись ролями в ее жизни.
И тут море вспыхнуло. Из окна Джованна увидела странное зарево, колыхавшееся вдалеке, в стороне Бари. Ее смех оборвался. Она вперила взор в это негаснущее свечение и поняла: ее близкие в опасности.
Испуганный город
Ударная волна от взрыва «Джона Харви» сорвала с петель балконную дверь в квартире на площади Гарибальди, и Витантонио понял, что нужно бежать в какое-нибудь убежище, а выяснение отношений с Франко может и подождать. Он бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и обнаружил, что с улицы взрывы выглядят еще страшнее. Он стремглав пересек площадь, потом пронесся по Виа-Алессандро по направлению к железной дороге. Он бежал на другой конец города – дальше от порта, который, казалось, был главной мишенью для бомб.
На улице Кризанцио дорога была отрезана. Несколько многоэтажных домов обрушились и погребли семьи, которые как раз сидели за столом, думая, что тревога учебная. Масштаб разрушений позволял предположить, что погибших могло быть больше ста. Пожарные, карабинеры, полицейские и солдаты с фонарями в руках пытались спасти выживших. Витантонио присоединился к группе людей, руками разбирающих завалы в отчаянной попытке найти живым кого-нибудь из обитателей квартир, оказавшихся под грудами обломков.
Через час он бросил эту затею. Была нужна тяжелая техника, чтобы поднимать балки. Бомбы падали совсем рядом, и Витантонио понял, что одна из целей немецкой авиации – железнодорожный вокзал. Его предположения быстро оправдались: на воздух взлетел товарный вагон, осыпав окрестные улицы дождем из оливок и миндальных орехов. Время от времени из порта доносились звуки более разрушительных взрывов – вероятно, это рвались боеприпасы в трюмах судов, которые сутками напрасно дожидались разгрузки.
Витантонио раскаивался, что бросил поиски матери ради того, чтобы выследить Франко. Он огляделся, чувствуя, что мать где-то совсем рядом, но не зная, куда бежать, чтобы найти ее. Он решил попытать судьбу в Борго-Антико, поскольку смутно помнил, что Джованна говорила что-то о квартире недалеко от собора.
На перекрестке Виа-Пиччини с улицей Андреа-да-Бари и улицы Абате-Джимма с Роберто-да-Бари Витантонио снова увидел разрушенные дома. Он добрался до собора после полуночи и обнаружил, что там дела обстоят еще хуже. Он помог семье, искавшей в руинах ребенка; когда малыша нашли, тот уже задохнулся. На площади Меркантиле он присоединился к операции по спасению пассажиров автобуса, в который попал снаряд, – люди не доехали до убежища. Спасателям снова не повезло – когда пассажиров достали, все тридцать пять были мертвы. К этому часу город уже потерял ощущение времени. Наверное, было больше пяти утра, когда Витантонио дошел до Виа-Венеция, и даже в страшном сне он не мог себе представить настолько разоренный город. Как если бы фронт переместился в самое сердце Бари.
