– Не знаю, что сказать. У некоторых пациентов проблемы начались сегодня утром – жжение в глазах, слезотечение, судороги век, светобоязнь… Сначала это казалось мелочью, и я подумал, что дело в нефти и прочей дряни, которая попала им в глаза, – стал описывать ситуацию доктор. – Но вечером клиническая картина усложнилась. У них затруднено дыхание, ощущается жжение в легких, резко упало давление, пульс почти не прощупывается, но сердце бьется относительно учащенно, приблизительно сто десять – сто двадцать ударов.
– Какая-то чепуха…
– Это еще не все. В целом они апатичны, у большинства наблюдаются ожоги по всему телу, но ни у кого из них не болит грудь, не повреждены барабанные перепонки, нет других поражений, характерных для пострадавших от взрыва. Я попытался вколоть им стимулирующие средства, но эффекта ноль. И даже от морфина! Будь у нас кровь, я попробовал бы сделать переливание… Не знаю, что еще можно предпринять, в известных мне книгах не описано ничего подобного.
Пока Риччарди признавался военному врачу в своей беспомощности, Доната растянулась на одной из коек, предназначенных для медперсонала. Это был приказ доктора. Занятая больными, она не обратила внимания, что у нее самой на руках и на лице ожоги. Она только ощущала, что у нее будто песок в глазах, да кашляла не переставая и чувствовала себя немного усталой. Доната списала это на переутомление последних дней. Она рухнула на койку и уснула.
В медпункте в ту ночь с каждым часом было все тревожнее. Люди, приходившие с ожогами по всему телу, уверяли, что не были в огне, а те, кто жаловался на проблемы с горлом, не падали в воду, только дышали дымом портовых пожаров, который на несколько часов накрыл город, особенно район Борго-Антико. Большинство стоявших в очереди к врачу были совершенно здоровые жители близлежащих кварталов, которые не пострадали во время бомбардировки, но вдруг почувствовали себя плохо. Риччарди не знал, что врачи в военных госпиталях были так же сбиты с толку и даже уже успели попробовать перелить больным кровь. Безуспешно.
Утром в субботу четвертого декабря, когда Витантонио и Джованна пришли в поликлиническую больницу, чтобы сообщить, что речь идет об отравлении ипритом, они увидели, что врачи уже подозревают: за самыми необъяснимыми случаями, с которыми им приходилось сталкиваться в последние часы, стоит какое-то химическое вещество. Джованна и Витантонио рассказали все, что смогли узнать о секретном грузе на борту «Джона Харви», но военным врачам не понравилось, что причиной отравления были не сброшенные с немецких юнкерсов бомбы, а американский корабль, и они не стали их слушать. От командования они получили следующую информацию: «В Европе у союзников химического оружия нет». Офицеры санитарной службы не были склонны противоречить официальной версии верховного командования союзнических сил.
Джованна и Витантонио сменили собеседников и обратились к местным итальянским властям, но и те к ним не прислушались. Согласно их версии, химические поражения были вызваны топливом, пролившимся в море из нефтепровода и взорванных кораблей. Молодые люди были подавлены, но не сдались. В полдень они попытались настоять на разговоре с администрацией Secondo Distretto Sanitario, Второго санитарного округа, которая координировала работу всех больниц, переданных в распоряжение союзников; их не приняли и пригрозили преследованиями за распространение паники.
В медпункте в это время доктор Риччарди измерял Донате пульс, убеждаясь, что ее болезнь развивается так же неуправляемо, как и у других пациентов. Глаза отекли, и ничто не могло объяснить аномальные характеристики пульса или давления. Что-то ускользало от доктора, и он испугался.
Витантонио и Джованна вернулись в больницу. В дверях они столкнулись с капитаном военно-медицинской службы, одним из тех, кто утром выслушал их рассказ внимательнее прочих. Его фамилия была Денфелд.
– Похоже, мы и правда имеем дело с утечкой какого-то токсичного газа, – признал он. – Я иду в порт. Если вы правы и речь идет об испарениях иприта, должны остаться какие-то следы.
Но стоило Витантонио и Джованне обрести хоть малую надежду, как их выгнали. Выходя из больницы, они были возмущены и расстроены: они знали нечто, что могло спасти сотни жизней, но военному командованию дисциплина была важнее правды. Рузвельт едва не поплатился жизнью ни за что!
К вечеру они сдались и направились к пункту первой помощи. Там они поискали Донату, но не нашли. Они подошли к Риччарди, слушавшему пациента. Узнав их, доктор встал и обнял Джованну, они не виделись уже несколько месяцев. Витантонио вопросительно посмотрел на доктора.
– Я велел Донате прилечь. Она работала, не жалея себя, ей нужен отдых. Она там, – сказал Риччарди Джованне, указывая на ширму в глубине помещения.
Затем он взял Витантонио под руку и отвел в сторону.
– С тех пор как ты ушел, у нее очень неустойчивые жизненные показатели, все тело в ожогах. Я очень волнуюсь: симптомы такие же, как у пациентов, которых мы вытащили из воды в порту. Мы не знаем, как это объяснить.
– Это газ! – воскликнул Витантонио.
– Газ? Какой газ? Ты о чем?
– Горчичный газ! В порту был американский грузовой корабль, «Джон Харви», с восемьюдесятью тоннами бомб, начиненных горчичным газом.
– Никто нам ничего не говорил ни о каком газе…
– И не скажет. Они хотят сохранить это в тайне. Я говорил с медицинским командованием союзников и с местными властями, но они клянутся, что в Италии нет химического оружия и что больные просто надышались испарениями нефти, вылившейся в море из разбомбленного нефтепровода. Мы зашли еще в поликлиническую больницу, нас оттуда выгнали, но некоторые врачи подозревают нечто подобное и пытаются что-то выяснить…
– Мы говорим о сотнях пострадавших, а может быть, о тысячах! Какая бессердечность! Если в воде были токсичные вещества, то одеяла, которыми мы укрываем больных, и тепло способствуют всасыванию газа. Нам нужно знать это наверняка и изменить схему лечения…
– Вы можете быть уверены, что в водах порта и в дыме, накрывшем город, был горчичный газ. Вчера главнокомандующие сил союзников собирались на совещание в секретном штабе в Битонто и решили держать все в тайне. Генерал Эйзенхауэр лично в курсе произошедшего. Я знаю это из первых рук – от американского капитана, который был там.
– Но это же бесчеловечно… Такое нельзя скрывать.
– Для них это меньшее из зол, второстепенные потери, чтобы обмануть немцев. Под предлогом, что важна только конечная победа, эти подлецы могут делать что заблагорассудится и ни перед кем не отчитываться.
Когда Джованна и Витантонио подошли к постели Донаты, та только что проснулась. Она обняла Джованну, женщины не виделись с конца сентября. Затем взяла обоих за руки и попросила:
– Отнесите меня домой.
Доктор воспротивился.
– Не волнуйся за меня, со мной все хорошо, – настаивала Доната. – Завтра мне будет намного лучше. Сейчас я хочу побыть с детьми.
