Риччарди уступил. В любом случае вечером им предстояло упразднить пункт первой помощи и перевести всех пациентов в больницы. Собственно, он еще не понял, как лечить Донату, и подумал, что все равно, наблюдать ли течение болезни в домашней постели или на койке итальянской палаты поликлинической больницы.
Донату принесли в квартиру. Джованна помогла ей принять душ и переодела; вся грязная одежда пропахла газом.
– От тебя несет чесноком, – пошутила Джованна.
Донату уложили в постель. Доктор промыл ей глаза солевым раствором, а затем наложил марлевую повязку, чтобы защитить от света. Теперь, узнав, что это отравление газом, Риччарди волновался сильнее и решил посоветоваться с коллегами из больницы. Едва он распрощался, Доната уснула.
– Последите, чтобы она лежала спокойно. К утру я вернусь.
В полночь Доната проснулась. Она встала без посторонней помощи и стала искать что-то в шкафу.
Когда Доната вошла в столовую, в руках у нее были две коробки из-под печенья, она поставила их на стол.
– Здесь дорогие мне вещи и вещи Франчески и ваших отцов, которые были при них, когда они погибли на Большой войне, а в коробке Вито Оронцо еще кое-что от его братьев, Стефано и Доменико, – добрейший был человек. Капитан приказал Тощему забрать их и передать нам, и мы все сохранили, ждали, пока вы вырастете. До сих пор мне было страшно заглядывать в прошлое… но, может быть, время пришло.
Доната села на стул. Она устала, и ей трудно было говорить. Она взяла коробку Джованны и открыла ее. Отекшие глаза закрылись, она уже ничего не видела, содержимое коробки упало и рассыпалось по полу. Джованна и Витантонио обеспокоенно переглянулись. На лице Донаты выразилось отчаяние, она опустилась на пол, вслепую шаря вокруг себя. Поверх писем и фотографий Антонио Конвертини лежала «Красная Шапочка».
– Откуда это? – спросила Джованна, с удивлением глядя на книжку, которую перечитывала в детстве тысячи раз. – Я думала, что потеряла ее сто лет назад!
– Я нашла ее, когда убиралась, уже после того как ты уехала в Испанию. Подумала, что тебе приятно будет ее видеть, и положила вместе с вещами твоей матери.
Джованна взяла книжку-раскладушку и раскрыла на середине, тут же явились хижина, лес и все герои сказки. На первом плане, спиной, как зрители, рядком сидели длинноухие зайцы и смотрели на хижину. Затем девушка вернулась на первую страницу и начала читать: «В зеленом лесу, меж густых деревьев, стояла хижина, и жил в ней человек, любивший больше всего на свете жену, маленькую дочку и свою работу. Каждое утро из хижины выходила девочка, похожая на ангелочка, пела и резвилась, как лесные птицы, летевшие за ней вслед, когда она отправлялась отнести корзинку с гостинцами больной бабушке, жившей на другом конце леса, и звали ее Красная Шапочка…»
– В детстве я всегда представляла, что я Красная Шапочка, а ты – отец и мать одновременно, – сказала Джованна, с нежностью глядя на тетю. – Бабушка была больной бабушкой из сказки… А этот несчастный Франко – смешной волк, который всегда все делал невпопад.
– Как видно, мне в сказке не нашлось места, – заметил Витантонио.
– Ты был охотник, который нас спас!
У Донаты вдруг начались судороги, и Витантонио с Джованной хотели отнести ее в постель. Доната отказалась:
– Я хочу побыть здесь, с вами.
На шее и ногах у Донаты появились новые ожоги и волдыри. Дыхание участилось, но вдохи были неглубокие, и легким не хватало воздуха. Из носа пошла кровь. Веки совсем опустились, глаза болели все сильнее. Она легла на пол, прислонилась к стене и взяла Джованну за руку. Витантонио подложил ей под спину подушку. Наконец Доната уснула.
– Как же она страдает! – сказала Джованна в слезах.
Джованна и Витантонио были очень напуганы и всю ночь не сомкнули глаз, боясь пропустить какой-нибудь знак, что больной стало лучше или хуже. Наконец Джованна тоже заснула. Ей приснилось, что она Красная Шапочка, только теперь лес кишел свирепыми волками, и они не были такими неуклюжими, как Франко в детстве, сейчас волки были одеты в коричневые и черные рубахи, а в лапах у них были красные знамена со свастикой.
Витантонио с нежностью смотрел на Джованну. Он положил руку ей на живот как раз в тот момент, когда мать проснулась. Доната мучилась от боли. Она вся дрожала, обливаясь холодным потом и изнывая от жажды. Витантонио встал, чтобы принести воды, а когда вернулся, увидел, что мать стала еще бледнее. Он взял ее руку и нащупал пульс: сбивчивый. Дыхание участилось так, словно она уже отчаялась глотнуть хоть немного воздуха.
Витантонио осторожно погладил уже заметно округлившийся живот Джованны и перевел взгляд на проявлявшиеся все сильнее ожоги матери. Выглядели они зловеще, и Витантонио посетило нехорошее предчувствие: одна жизнь начиналась, но другая постепенно ускользала.
Сердце Пальмизано
– Дай прикоснуться к тебе, – сказала мать, проводя пальцами правой руки по лицу Витантонио.
Ее рука дрожала. Она чувствовала, что силы оставляют ее, но еще смогла найти глаза и губы сына и нежно погладила их. Затем провела пальцами по его щеке и опустила руку на левую ключицу – она искала родинку. Нащупав сердце Пальмизано, она с улыбкой провела по нему пальцами. Это была ее последняя улыбка.
– В день, когда твой отец открылся мне в своих чувствах, он взял мою руку, осторожно провел ею по красной родинке на своей груди и серьезно сказал: «Теперь мое сердце принадлежит тебе». И я поняла, что Вито Оронцо Пальмизано станет моим мужем.
Последним усилием Доната приблизилась губами к родинке и поцеловала ее. Затем попыталась еще что-то сказать, но голос едва слышался, заглушаемый отчаянным хриплым дыханием. Витантонио наклонился к губам матери.
– Береги Джуаннин – как жену или как сестру! Но не давай ее в обиду. Я поклялась ее матери.
«Если родятся мальчик и девочка, то, когда вырастут, мы их поженим!» – сказала Франческа, узнав, что обе они беременны.
Доната откинулась назад, чтобы в последний раз взглянуть на Витантонио. Веки у нее опухли, глаза отекли, и она уже не могла открыть их. Она снова коснулась руками лица сына.
– Нам было непросто, сынок, – произнесла она слабым голосом, – но, кажется, мы обманули судьбу. Если начать все заново, я ничего бы не изменила.
Это были последние слова Донаты. Она уронила голову на родинку в форме сердца, и Витантонио понял, что потерял свою мать.
Коробка из-под печенья
Джованна и Витантонио всегда знали, что отличаются от остальных. Отцы у них погибли на войне еще до их рождения, и им едва исполнилось четыре, когда похоронили Франческу, первую из тех двух женщин, что стали для них матерями. Может быть, поэтому с детства у них развился инстинкт, делавший их сильнее других, – некая сила, непонятно откуда бравшаяся, которая до тех пор всегда помогала им легко преодолевать все невзгоды. Но эта смерть, теперь, была не такой, как все предыдущие. Они не были к ней готовы, ведь это они рисковали жизнью на войне, особенно во время диверсий в тылу врага, а Доната работала медсестрой в больнице и была как будто бы вне опасности. Второй раз в жизни у них умирала мать, и перенести это горе было выше их сил.
