Губы Тамлина расплылись в улыбке, а глаза сверкнули, как и глаза брата.
– Вы оба приговариваетесь к лишению чести и гордости. Символом вашей гордости послужат ваши волосы.
Раймон отдал безмолвный приказ солдатам, два клинка синхронно взлетели вверх – и две косы упали на мраморный пол, а волосы братьев рассыпались по щекам. Твен яростно зашипел, изгибаясь и силясь рвануться вперёд, но крепкая рука вампира удержала его на месте.
– Символом вашей чести станет ваша древняя кровь. Вы оба отдадите её дому Золотого Дракона и будете отдавать каждый день, пока не заслужите помилования. Вы оба отныне мои миньоны и миньоны моей… – Раймон задумался, – моего командора.
Он кивнул на Свеа и краем глаза заметил, что та отвернулась.
– Суд окончен. И пусть каждый запомнит, что наместник милосерден. Увести.
Упирающихся братьев вывели прочь, а следом потянулись и зеваки.
Раймон встал и повернулся лицом к Свеа. Та всё ещё не желала смотреть наместнику в глаза.
– Свеа? – Раймон попытался поймать её локоть, но Свеа отстранилась. – Что не так?
Свеа на миг поджала губы, прежде чем ответить.
– Никогда я не пила кровь тех, кто этого не хотел.
– Но нам нужна кровь. А добровольцев мы здесь не отыщем. Ты сама обрадовалась такому выходу.
– Выходу, Раймон, – Свеа резко обернулась и нацелила на него обжигающий взгляд. – Меньшему из зол, а не мести, которой ты упиваешься.
Раймон растерянно смотрел на неё с минуту, а затем та скользнула в сторону.
– Я хочу поспать. Разрешите, наместник?
– Да… – выдохнул Раймон вслед уходящей подруге.
Глава 25. Королева
Ингрид стояла на своём балконе, обращённом на запад, и смотрела на изящные контуры башни Золотого Дракона, разрезавшие надвое горизонт.
Прошёл уже месяц с тех пор, когда эльфийские дома принесли вассальную клятву наместнику. Большинству это далось легко – аристократия и так никогда не ладила между собой, и подчиниться чужаку оказалось в какой-то мере проще, чем одному из своих кровных врагов.
Признал власть Империи и дом Саламандры – Ингрид не чувствовала в себе ни сил, ни желания противостоять неизбежному. О том, кто именно олицетворял собой Империю, Ингрид старалась не думать.
В первые же дни пришла весть о том, как Раймон расквитался с кузенами. Хотя Ингрид никогда не ощущала в себе особой любви к детям младшей ветви, ей было жаль леди Айниру. Узнав о позоре сыновей, как рассказывала Ингрид верная Марлин, Айнира в миг поседела. Три ночи она не спала, глядя в окно, а затем ушла – как говорили, в Долину Цветов.
Айнира принадлежала к тому гордому поколению, которое видело тяготы Исхода, а затем пережило многолетнюю непрекращающуюся войну. Она похоронила мужа и брата на этой войне и жила лишь для того, чтобы жили её сыновья.
Ингрид, узнав о судьбе братьев, лишь побледнела. Она смутно чувствовала, что вовсе не Тамлин и Твен интересуют нового наместника. Хотя Раймон вступил в брак, как и она сама, Ингрид непрестанно ощущала незримую связь, протянувшуюся между ними. Вот только что она значила, и что следует ждать от наместника, она пока что понять не могла.
Хуже отреагировал на новости Белл – и это Ингрид тоже немало беспокоило.
Ещё в день приезда Раймона Белл отказался присутствовать на встрече, послав вместо себя братьев. Теперь же у него были все основания утверждать, что сам он присяги не приносил. Этим он и занимался. Распускал слухи и подговаривал дальнюю родню выступить против наместника. Как будто не понимал, что армия, победившая их однажды, сделает это и ещё раз.
Он предлагал и самой Ингрид вступить в заговор, но та отказалась сразу же. За те годы, что она провела в семье Бальдера, Ингрид по-настоящему привыкла считать её своей. Белл собирался рисковать её прежним домом, но Ингрид не собиралась позволять ему впутывать в это дело Саламандр. Слишком много сил ушло на то, чтобы занять место главы дома у жены ненаследного принца.
Ингрид изо всех сил старалась избегать придворных интриг и не показываться при дворе, ожидая, когда буря утихнет.
– Она не отвечает на мои письма, – Раймон швырнул на стол кипу конвертов, которые исправно возвращались к нему.
Свеа, сидевшая в кресле напротив, вздохнула и поставила на стол кубок с кровью. С миньонами она виделась строго по расписанию, предпочитая забирать их кровь через слуг. Раймон не понимал этой брезгливости – то и дело он вспоминал, как много лет назад Свеа сама учила его питаться и объясняла, что контакт с миньоном – лишь средство выжить.
Не обрадовалась решению Раймона и Сильвара. Это вызывало особое раздражение, потому что Раймону со всех точек зрения было бы удобнее питаться привычной и покладистой эльфийкой, чем каждый раз укрощать своих осуждённых. Позор кузенов принёс ему мгновенное облегчение и чувство падения – ещё одна горсть земли ухнула куда-то в глубину, не в силах заполнить черноту внутри него. Теперь общение с ними вызывало лишь новую злость, но идти на попятную Раймон не хотел.
– Рэй, зачем тебе это?
Раймон столкнулся взглядом с подругой и остановился. Слов не было. Только злость, которая с каждым днём становилась лишь сильней.
– Опять будешь читать мне нотации? – нахмурился он.
– Я пытаюсь с тобой поговорить. Жаль, если ты воспринимаешь это так.
Раймон нахмурился ещё сильнее и отошёл к окну. Там, в туманной дымке заката, пронзали небо шпили башни Саламандры. Он был в тех местах всего раз, а теперь ступить на эти земли казалось страшнее, чем когда-то – выйти один на один против Древней.
– Ты думаешь, я не понимаю? – спросил он, наконец, прислоняясь лбом к стеклу.
Свеа пожала плечами.
– Я не знаю. Но хотела бы знать.
Раймон стиснул зубы и зажмурился, отгоняя образы, которые видел во сне день ото дня.
– Свеа… Она – моя жизнь.
Свеа заставила себя сохранить спокойствие. Она молча ждала продолжения, но Раймон отодвинулся от окна и направился к двери.
– Я напишу ей ещё раз.
– Рэй! – взвыла Свеа и в два шага перегородила наместнику путь к двери. – Не смей так уходить.
Раймон снова уставился на неё и долго стоял молча. Потом прислонился к стене и закрыл глаза.
– Кем ты была до обращения, а, Свеа?
– Ты знаешь, я была исследователем.
– Я не об этом… Неважно, кто ты, военная или учёный… Значение имеет лишь то, кто ты для людей вокруг тебя.
Свеа фыркнула и тоже прислонилась к стене рядом с Раймоном.
– Ничего глупее я в жизни не слышала.
– Но это так. Что останется от нас, кроме памяти?
