– Хочешь сказать, мы влезли прямо в его ловушку?
– Это не ловушка, если жертва о ней знает.
– Но если ты знал, тогда зачем?
Я посмотрел на Альдэ с насмешкой.
– Ты сама сказала, зимы на Великой реке суровы.
Теперь не понимала она.
– А под замком – горячие источники, – я продолжал усмехаться. – У нас впереди три месяца покоя и безделья, Альдэ. Вот за этим я и сунул голову в петлю.
– Три месяца… я буду твоей…
– Найве, – закончил я за неё. – Найве, Альдэ, это ближайшее доверенное лицо королей древности. Раб, который был настолько близок монарху, что часто делил с повелителем не только постель, но и тайны. Жаль, что в этой глуши никто не знает истории.
Вельд
Дни тянулись неторопливой чередой, и каждый казался мне вечностью. За стенами замка крепчал мороз. Снег заметал столетние лиственницы. Ночи становились все темнее, скоро настанет самая длинная в году. Когда-то я очень любил этот праздник – Проводы длинной Луны. Или Солнцеворот, как его называли в былые времена. Теперь… Теперь я стал забывать, что это вообще такое – беспечное праздничное веселье. В Доме Совы было по-прежнему тепло, но тепла этого хватало немногим. У меня появилась возможность получше узнать мою случайную пленницу, и с каждым днём она нравилась мне всё больше. Я уже жалел о том, что не верил ей в первые дни. Впрочем, я отлично помнил, что меньше всего стоит верить тем, кто вызывает доверие.
И всё же рядом с ней мне было спокойно. Я больше не пытался брать её силой. Что-то подсказывало мне, что настанет день, и она сама придёт ко мне. И день этот не так уж далёк. Альдэ то и дело старалась соприкоснуться со мной руками, прижаться, будто искала тепла. Меня это удивляло. Что она могла испытывать ко мне, кроме вражды? И всё же это было. И я мог только закрывать глаза на происходящее или признать правду.
Альдэ
Глядя на сдержанного и благородного мужчину, оказавшегося рядом со мной, я с трудом могла узнать того яростного колдуна, которого встретила в приграничье несколько недель назад.
Вельд изменился. Тишина и покой замка странно влияли на него. Каждое утро он уходил завтракать с хозяином, которого называл Дзэрн, хотя они были похожи, как две шишки с одного дерева. Потом он проводил время со мной, терпеливо выслушивая мои бессмысленные рассказы о далёком прошлом. О себе говорить он не любил. Едва речь заходила о столице, Вельд становился мрачным и злым, так что я почти перестала задавать ему вопросы.
Честно сказать – я боялась. Не боялась диких зверей, буйства Великой Реки и зимних холодов, хоть и знала, что природа таит опасность для меня. Но Вельда я боялась… Спугнуть. Наверное, правильно будет сказать так. Потому что та зыбкая, подёрнутая наледью нить, которая протянулась между нами, могла порваться в любое мгновение, стоило мне неловким словом пробудить зверя, дремавшего внутри него.
А зверь – я видела это – мог проснуться и помимо меня. В груди у Вельда зияла незаживающая рана, которая заставляла его впадать в бешенство, как впадает в ярость любой раненый зверь.
Я чувствовала, что им владеет обида на брата, а, быть может, и на весь его народ. Но мне нравилась эта злость. Она наполняла его хищной силой, которая притягивала к себе. И чем больше я узнавала его – по случайным движениям плеч, мимолётным взглядам, переменам голоса – тем больше убеждалась в своём решении остаться с ним. Вельд всё ещё не был готов снять ошейник. Я заговаривала об этом трижды – и трижды получала отказ.
Однажды мы в очередной раз начали бессмысленный разговор, который всегда заводил нас в тупик.
– Почему ты так ненавидишь их? – спросила я, когда мы стояли на одном из наших любимых мест – смотровой вышке, выходившей на Великий Лес.
– Их? – Вельд напрягся, и глаза его недобро блеснули.
– Я не знаю, о ком мы говорим, – сказала я, оборачиваясь к нему, – но в тебе кипит чёрная злоба. Ты готов ударить, растоптать любого, кто взглянет на тебя косо. Ты не веришь никому, даже тем, кто не давал повода сомневаться. Почему?
Вельд скрестил руки на груди. Он не хотел говорить, но я ждала.
– Потому что, – не выдержал он, – они создали меня таким.
Он долго молчал, а потом заговорил так, как будто находился в одиночестве и разговаривал сам с собой.
– Отец… Великий лорд, что твердой рукой правил Детьми Луны… всегда знал, что я не его сын. Моя мать тогда отправилась погостить к родне – и задержалась на пару лет. Великий лорд к тому времени, когда я родился, был женат на моей матери уже два десятка лет, и у них не было детей. Поэтому он предпочёл молчать о том, что знал, ведь дети рождаются так редко, и кто знает – был бы другой ребенок. Он воспитывал меня с младенчества. Вернее… Конечно же, он делал это не сам. Но я жил в замке в полной безопасности. Мне давали всё, чего я только мог пожелать. Единственное, чего я не мог иметь – это встречаться с теми, с кем хотел. Я рос практически в полном одиночестве. Ко мне не пускали даже других детей, кроме кузины. И потому я почти всё время читал. Так продолжалось, пока я не стал достаточно взрослым, чтобы держать меч. Предводитель туата Совы, кто и был моим настоящим отцом, к тому времени погиб на охоте, а мать уехала в столицу. Тогда меня отвезли в Вэйл а`Гэлейх, резиденция Великого Лорда в столице, город в городе, где я и должен был теперь жить. Меня продолжали обучать. В специальной комнате я изучал грамматику, риторику, математику и музыку, религиозный и светский этикет, историю эльфийских королевств и законы магии. Вторую половину дня я должен был посвящать физическим упражнениям. Вместе со своими пажами я учился обращаться с рапирой, кинжалом и мечом. А ещё через пять лет на свет появился Тирвейнен, и нас переслали в Моррэйт Ойг. Это был замок на обрывистом мысе, где маленькая речушка Эйгид сливалась с Великой Рекой. Там очень давно, быть может, ещё в эпоху Первого Расцвета, на крайней западной оконечности мыса выросла крепость, позднее дарованная туату Ворона. Спустя три сотни лет деревянные оборонительные сооружения сменил каменный донжон, а в храме возле него хранились реликвии Королевы Воронов. Герцог Эйннаг пожаловал это владение туату Барсов, а лорд-Барс, в свою очередь, восстал против моего отца. Вернув это владение короне, отец укрепил крепостные валы, построил часовую башню, отремонтировал покои после пожара и переселил туда нас с матерью.
Я помню те дни, когда все ждали – вот-вот Тирвейнен появится на свет.
Церемониал рождения дофина был расписан до мельчайших деталей. Заранее была приготовлена особая комната для этого события. Там были установлены две кровати, а между ними – большой стул с высокой спинкой. Напротив камина установили кушетку на колёсиках. От сквозняков его и королеву должен был защищать балдахин из зелёного бархата. Сверху к нему такими же зелёными шёлковыми ленточками были привязаны зелёные же атласные занавеси. Пол покрывали пушистые ковры. Кровати и кушетку застилали простыни из тонкого полотна, а сверху они были покрыты крапчатым горностаевым мехом на фиолетовой подкладке. Кресло с высокой спинкой обтягивала парча пурпурного цвета.
