Маркус какое-то время пристально глядел на неё.
— Флавий? — уточнил он. Мысль о том, что жирный плебей мог касаться тела, которое лежало под ним, причиняла почти физическую боль. Риана лишь слабо качнула головой.
— Это не важно, — ещё тише произнесла она. — Я не хочу об этом говорить. Важно то, что я не верю в неё. Не верю, что желание господина может принести что-то, кроме боли.
— Я тебе докажу, — Маркус сам едва расслышал собственный голос. Пользуясь тем, что Риана не смотрит на него, он склонился к самому её лицу.
Риана опустила веки, будто отдаваясь на волю его губ. Но Маркус мешкал. Он хотел, чтобы валькирия смотрела на него, а не просто смиренно соглашалась на то, что ей навязывают. Наконец, он легко захватил нижнюю губу девушки и мягко потянул на себя. Губы Рианы приоткрылись, впуская его язык, но Маркус лишь легко очертил их контур и отстранился.
Валькирия ещё некоторое время оставалась неподвижна, а затем открыла глаза.
— Никто не целовал меня… до тебя, — тихо сказала она.
Горькая улыбка коснулась краешка губ патриция.
— Я рад, что стал первым.
Ему захотелось повторить то, что случилось только что. Углубить поцелуй. Почувствовать тело Рианы в своих руках, но он заставил себя оставаться неподвижным.
— Маркус, я не уверена… что когда-нибудь смогу ответить тебе, — сказала Риана, продолжая смотреть на него, и от этого взгляда по позвоночнику патриция пробежал озноб.
— И всё-таки я подожду, — Маркус нехотя отстранился от неё и сел, глядя на слабо тлевший огонёк костра.
Риана тоже села — на расстоянии ярда, не соприкасаясь с патрицием даже плечом.
— Ты был прав, — сказала она. — Я не хочу возвращаться в Рим. Не хочу смотреть в лица тех, кто уничтожил мой народ. Не хочу стоять перед теми, кто насмехается надо мной. Этот город так же мрачен и душен, как тюрьма, в которой я провела последние несколько лет. И я… не хочу снова чувствовать себя рабыней. Читай на Книгоед.нет
Маркус вскинулся и пристально посмотрел на неё.
— Сейчас ты не…
Риана старательно избегала смотреть на него.
— Сейчас — нет, — признала она. — С тобой я почти могу поверить… что я… тоже… человек.
Наступила тишина. Маркус старательно боролся с желанием закрепить результат. Он позволил себе лишь накрыть сжатые в кулак пальцы Рианы рукой и также не глядя на неё сказал:
— Я тоже не хочу домой, Риана. Я бы остался здесь, с тобой… Но я не могу. У меня есть долг.
Риана какое-то время молчала, прежде чем спросить:
— Перед императором, который использует тебя для постельных утех своей жены? — в голосе её сквозила ядовитая злость.
Маркус вздрогнул и невольно сжал пальцы на её руке.
— Это было жестоко, — сказал он.
— Это была правда, — Валькирия вырвала запястье и перехватила его ладонь. — Твой народ не заслуживает того, чтобы ему служить.
Цебитар скрипнул зубами.
— И всё-таки это мой народ, — когда он повернулся к Риане и исподлобья посмотрел на неё, в голосе его тоже клокотала злость.
Риана убрала руку.
— Я не хотела тебя оскорбить.
Она встала и отошла на несколько шагов, вглядываясь вдаль — туда, где за дымкой горизонта растаяла пирамида Храма Времён. Она думала о том, как мало знает о народе, за который должна была умереть. И о том, что не узнает о нём больше уже никогда, потому что народа этого нет. И ни для кого уже не имеет значения, каким он был. Риана чувствовала себя высохшим сухим деревом. От неё требовали, чтобы она отбрасывала тень — но у неё не было листвы, и ветви её не умели давать плодов.
Риана чувствовала себя мёртвой и жалела только о том, что продолжает существовать, когда мира, породившего её, уже нет.
— Я не понимаю, как можно любить Рим, — только и сказала она.
— Можно, — упрямо ответил Маркус, не оборачиваясь к ней. Помолчал и продолжил: — Когда корабли даэвов причалили к италийским берегам, их вели благородные воины, которые не знали другого закона, кроме закона силы и чести. Они доказали, что их воля — сильнее воли тех, кто обитает на материке. Они не боялись отдавать жизнь ради славы своего рода и своего Предка. Ты — воин. Как ты можешь не понимать?
Риана бросила на него быстрый взгляд.
— Сила не решает ничего, — коротко сказала она. — Это лишь инструмент, чтобы защитить тех, ради кого мы живём.
Маркус покачал головой.
— Потому твой народ и проиграл. Вы не усвоили главный закон.
Риана молчала. Обида сдавила грудь, и она понимала, что спорить бесполезно. Другого закона Маркус не примет и не поймёт. А потом рассмеялась глухо и безрадостно и когда патриций посмотрел на неё, лишь коротко произнесла:
— Смешно. Ты со своим законом и я со своим… мы одинаково бесполезны в мире, в котором живём. У тебя нет никого, кто разделял бы твою веру, Цебитар. Как и у меня нет никого, кого я хотела бы защищать.
Риана замолкла на некоторое время. Маркус пристально смотрел ей в глаза и лицо даэва, безупречно красивое, в это мгновение казалось высеченным из белого камня.
— Никого… — шёпотом закончила Риана, — кроме тебя.
В тот вечер они больше не разговаривали. Вместе, не глядя друг на друга, освежевали пойманных птиц и закрепили над огнём. Так же, глядя в огонь, съели каждый свою и, укрывшись плащами, легли спать. Сон не шёл ни к одному, и оба долго ещё лежали, глядя как мерцают в осеннем небе звёзды — и каждый думал, что другой давно уснул.
Глава 24. Альпы
Риана проснулась задолго до рассвета. В листве деревьев, под которыми двое устроили стоянку, поблёскивал молочно белый диск луны.
Костёр тихонько потрескивал, заставляя валькирию вспомнить о тех далёких временах, когда ей приходилось ночевать под открытым небом.
Она сделала глубокий вдох. Чувство было странным. Как будто она снова вернулась в прошлое — и в то же время всё теперь было другим. Не было Амарили, не было валькирий и не было войны… И в то же время не было одиночества и обречённости, которые следовали за ней по пятам с тех самых пор, как она покинула летучую крепость и ступила в горящие Помпеи.
Риана перевела взгляд от костра на лицо патриция, лежавшего возле неё.
Она столько раз видела Вендера спящим, что ей казалось, по движениям ресниц сумеет угадать, какой патрицию снится сон.
Вендер спал плохо почти всегда. Зрачки его метались под защитой век, кадык едва заметно двигался под нежной кожей, губы едва заметно шевелились, как будто во сне он с кем-то говорил. Тонкие пальцы сжимались в кулаки.
Сейчас было не так. Лицо Маркуса казалось на удивление спокойным в свете луны. Он глубоко дышал, и только пальцы его во сне подцепив какой-то камень теперь крепко стиснули его.
