Лицо матушки вытянулось от изумления.
– Ты говоришь о Гиблом месте? – не поверила она своим ушам.
Голица кивнула:
– Да.
– Ты в самом деле хочешь, чтобы я отнесла его в чащобу, кишащую темными тварями?
– Этого хочу не я, – спокойно ответила Голица. – Этого хотят боги. Если ты оставишь его здесь, мальчик умрет через несколько дней.
Голица вдруг взяла со стола нож и потянулась к мальчику. Евдокия схватила ее за руку и испуганно воскликнула:
– Ты что!
– Не бойся, – сказала Голица. – Я не сделаю ему плохого.
Евдокия нехотя отступилась. Вещунья поддела пальцами прядку волос на голове мальчика и аккуратно срезала ее ножом. Затем поднесла прядку к горящей лучине.
Прядка вспыхнула, и Голица бросила ее на глиняную тарелку. Подождала, пока волосы прогорят, затем собрала пепел, взяла с полки какую-то круглую деревянную штуку, ковырнула ее пальцем и сунула в получившуюся щелку пепел. Затем протянула штуковину Евдокии и сказала:
– Это лешья указка. На иголку наткнута стрелка из кошачьей кости. Она укажет, куда идти.
Евдокия взяла штуковину и поднесла к глазам. Это была небольшая глубокая чаша, посреди которой колыхалась на железной игле костяная стрелка.
– Подожди, пока она остановится, – велела Голица. – Да сама не шевелись.
Дрогнув еще пару раз, стрелка замерла. Проповедница нахмурилась и взглянула на вещунью:
– Стрелка указывает на Гиблое место?
Голица кивнула:
– Да.
– Сколько же нам идти?
– Этого я не знаю. Но ежели ты не отвезешь мальчишку туда, куда ему нужно, он скоро умрет. Тебе решать.
Евдокия помолчала, обдумывая слова Голицы, потом вздохнула и сказала:
– Благодарю тебя за помощь, Голица. Сколько я тебе должна за эту вещь?
– Нисколько, – ответила вещунья.
– Но…
Голица усмехнулась:
– Просто помолись за меня своему доброму богу. И скажи ему, что я не так плоха, как он про меня думает.
3
Выйдя в отставку, воевода Видбор уже не носил шелом и броню, заменив их на шерстяную стеганку, серый суконный плащ и шапку замысловатого покроя. Но благодаря горделивой осанке, твердому взгляду и богатырскому сложению даже в этом одеянии он выглядел настоящим ратником.
Рыжеватую бороду, тронутую кое-где сединой, Видбор стриг теперь коротко – очевидно, для того, чтобы казаться моложе своих лет.
– Здравствуй, Евдокия! – с улыбкой поприветствовал он проповедницу и спешился с могучего коня.
– Здравствуй, воевода Видбор! – улыбнулась и Евдокия.
Видбор выпростал из-под плаща руку и протянул матушке берестяную коробочку.
– Это что? – вскинула брови Евдокия.
– Подарок, – пробасил Видбор.
– И что там?
– Открой и посмотри.
Проповедница взяла коробочку, откинула крышку и достала нечто разноцветное, невесомое, мягкое, как крыло бабочки.
– Платок? – удивилась Евдокия.
Видбор кивнул:
– Да.
Проповедница улыбнулась и покачала головой.
– Видбор, я ношу черный платок не потому, что у меня нет других. Мой черный платок – это знак того, что я отрешилась от этого мира с его соблазнами. Я ведь уже говорила тебе, что хочу стать невестой Иисуса.
– Разве женщина может стать невестой бога? – усомнился воевода Видбор. – Никогда не слышал, чтобы девки набивались в жены к Сварогу или Перуну.
Евдокия нахмурилась. Видбор заметил это и поспешно проговорил:
– Прости, Евдокия. Я, должно быть, слишком глуп, чтобы толковать о таких вещах. Я двадцать пять лет был ратником и отвык от обычной людской жизни. Теперь мне приходится многому учиться заново. Ты обещала прогуляться со мной в роще, помнишь?
– Не совсем так. Я обещала, что расскажу тебе о страстях Христовых.
Видбор покраснел.
– Прости, если я опять сморозил глупость, – смущенно произнес он.
Несколько секунд матушка Евдокия разглядывала богатыря, потом засмеялась.
– На тебя совершенно невозможно сердиться, Видбор. И ты тоже – не обижайся на меня. На самом деле, я ждала тебя.
– Правда? – вскинул брови воевода, и в голосе его послышалось тщательно скрываемое волнение.
Евдокия кивнула.
– Да. Мне нужна твоя помощь.
Глаза пожилого ратника блеснули.
– Я сделаю все, что ты скажешь, Евдокия, – пробасил он. – Клянусь Перуном.
– Погоди, – остановила его проповедница. – Сперва выслушай, а потом будешь клясться. Помнишь мальчика, который прибился к нашей общине?
– Конечно. В последнее время ты заботишься о нем больше, чем о храме.
Евдокия поморщилась от его слов, и Видбор снова виновато нахмурился.
– Он, кажется, был не совсем здоров? – смиренно проговорил воевода.
– Он и теперь нездоров. Но хворь его усугубилась.
– И что я могу для него сделать? Если тебе нужен хороший лекарь, я сей же час…
Евдокия нетерпеливо качнула головой:
– Нет, Видбор. Лекари ему не помогут. Сегодня утром я возила мальчика к повитухе-вещунье Голице.
– Что? Ты ходила к Голице? Но ты ведь сама говорила, что вещуньи и ведуны противны твоему богу.
– Я вынуждена была это сделать, – с горечью пояснила Евдокия. – Я поступилась своими убеждениями ради мальчика, Видбор. Теперь я хочу, чтобы ты поступился своими.
Видбор посмотрел на проповедницу удивленно.
– О каких убеждениях ты говоришь, Евдокия? Клянусь, я сделаю все, что ты скажешь.
Евдокия прищурила зеленовато-карие глаза и сказала:
– Ловлю тебя на слове, Видбор. Помнишь, ты рассказывал мне, что ходил в Гиблое место?
По обветренному лицу воеводы Видбора пробежала тень.
– Да, – подтвердил он, сдвигая брови. – Я ходил туда. Но это было один раз. А почему ты спрашиваешь? – повторил он.
– Раз ты был там один раз, значит, сможешь пойти туда и во второй. Верно?
Видбор усмехнулся и качнул головой.
– Не думаю. В прошлый раз я едва унес оттуда ноги. А почему ты спрашиваешь? – повторил он.
– Вещунья Голица сказала, что мальчик умрет, если я не отведу его в Гиблое место. Я переговорила со всеми ходоками, которых знаю или о которых слышала, но ни один из них не взялся проводить меня в Гиблое место. И тут я вспоминал о тебе, Видбор. – Евдокия положила длинные, тонкие пальцы на могучее предплечье воеводы и заглянула ему в глаза. – Проводи меня и мальчика в Гиблое место.
