– Фамилия какая-то… Он что, узбек?
– Не. Он не узбек. Какой узбек? Абакумов был русский человек. По-моему даже из Москвы. Из рабочих. Самородок, честное слово! Уникум! Без специального образования человек, а какую службу создал! Противостоял Абверу, немецкой военной разведке. И они за всю войну так и не смогли у нас наладить агентурную работу. Везде смогли. В Англии, в Европе. А у нас, нет. Почему? Потому шё, во-первых, служба была организована с головой. А во-вторых, не было в СССР, как говорится, социальной базы для всякого рода диверсантов и шпионов.
– А как это?
– Народ, в основном, поддерживал сталинскую политику. Работа в войсках была поставлена отлично. Да и с населением тоже. Чуть шё-то подозрительное, мы уже всё знали. Быстро проводили работу и, если надо, изымали подозрительных лиц. Все было по закону. Не думай! Если человек не виноват, его отпускали. Вот так.
– А Абакумова ты знал?
– Да. Вот Абакумова я знал. И он меня тоже.
– А как вы познакомились?
– Уже после войны. Сразу после войны. Где-то… или в конце 45-го, или в начале 46-го года. СМЕРШ готовились реорганизовать. Но у Сталина уже тогда были виды на Ближний Восток. Он помогал нашим, евреям, в борьбе против англичан. И по этому поводу начали потихоньку готовить кадры. А из кого их набирать? Из офицеров-евреев всех родов войск. Набирали добровольцев.
– И ты поехал на Ближний Восток!?
– Нет. Пока шла только подготовка. На условиях строжайшей секретности. А в Красной армии умели хранить тайны. Мы для этого и существовали… И, вот, как-то раз меня вызывают в штаб армии. Раз так высоко, то, думаю, вопрос нешуточный. И точно! Два полковника. Один генерал-лейтенант. Не тянули кота за хвост. Никаких вокруг да около. Сразу к делу. Так, мол, и так. Если завтра Родине понадобится ваше участие в боевых действиях за рубежом, вы готовы участвовать на добровольных началах? «Так точно», – отвечаю. Только, говорю, я и сейчас прохожу службу в штабе дивизии, в городе Дебрецен. Это в Венгрии. «Мы это знаем, – отвечают. – Но сейчас речь идет о другом районе. Речь идет о Ближнем Востоке. Вы знаете еврейский язык, у вас есть боевой опыт. Все это может понадобиться. И очень скоро». «Я готов!», – отвечаю. «Хорошо. О ваших дальнейших действиях вам сообщат в нужное время». Мы расстались. А через месяц, примерно, вызов в Москву. Пару часов на самолете, час на машине, и, вот, я уже вхожу в одно здание, в Москве. Дежурный проверил документы, и указал мне кабинет, в который надо идти. Прошел в приемную. К кому, не знаю. Приглашают пройти. Захожу, а там… Абакумов! Рослый человек, видный. Чувствуется русская широта. Спросил о семье, о том, как идет служба. Сразу было видно, шё человека это интересует, а не спрашивает просто так, для проформы. Задал несколько специальных вопросов, профессиональных, так сказать. Тоже сразу стало ясно, шё человек разбирается даже в мелких деталях. Говорил мягко, вопросы ставил по-деловому. Это все говорит о человеке. Ну, а потом перешли к делу. Он вызвал одного полковника, поговорили втроем. В общем, я вышел через минут сорок вместе с тем полковником. Зашли в другой кабинет, где я и написал рапорт о согласии на службу в районе, где укажет Родина, на добровольных началах. Вот так я познакомился с Абакумовым.
– А что было дальше?
– Больше меня по тому рапорту никто не вызывал. Правда, он через много лет всплыл, тот рапорт. Но это уже другая история. А, вот, Виктор Семенович вскоре был арестован и расстрелян. Для меня это был удар, я тебе скажу прямо!
– Его расстреляли из-за всех этих событий?
– Да кто знает, за шё? Интриги.
– Во! А ты говоришь, Сталин!
– Я говорю… Не суди о человеке, пока не станешь на его место. Кто знает, шё там было? Один Сталин знал всё. Он и принимал решения. Мы ж ничего не знаем. Так шё мы можем сказать? Мне лично было Абакумова, жаль. Такими людьми не разбрасываются. Я так считаю. Ну, так, я не Сталин. Шё мы можем сделать? Ему видней. Мне и Берию было жаль.
– Берию!?
– Представь себе! А чего ты так удивляешься? Ты шё, его знал? Ты знаешь то, шё тебе рассказали. Ну, так сейчас тебе много чего расскажут. И всё – правда. Потом проходит время, и вдруг выясняется, шё все было враньём. Знаем мы эти штуки! Они говорят то, шё им выгодно, и люди, как дураки, верят. Так и с Берией. Я его знал! Видел!
– Да ты что?! Ты не говорил.
– Я много чего не говорил. А теперь говорю. Я знал Берию. Он приезжал в Одессу, уже после войны. Это был 51-й, 52-й год, что ли. Я уже тогда работал в МГБ.
– А зачем Берия приезжал в Одессу? Отдыхать?
– Не. Отдыхать… В Одессе после войны сложилась очень сложная обстановка. Работы мало. Предприятия многие стояли. Оружия на руках у людей было много. Кое-кто из тех, кто активно сотрудничал с оккупантами, мутили тут воду. Те заводы, фабрики, шё работали, так работали в три смены. То есть, люди ходили ночью на работу и с работы. Каждый день – убийства, грабежи. В общем, тихий ужас! И люди стали жаловаться в Москву, в ЦК. Вот тогда сюда и приехал Берия.
– А что он мог сделать?
– Берия? Берия мог сделать все. Просто так ту задачу было не решить. Надо было применять жесткие меры. А для этого надо было решение высшего руководства страны. Ты шё, шутишь? Одессу колошматит! Это же порт, тут штаб военного округа! Кто позволит безобразничать? Вопрос был государственной безопасности! И, вот. Как-то раз, меня вызывают срочно на работу. Мы уже с мамой были женаты. И уже был на свете твой брат. Жили тяжело. Даже тяжело не то слово. В полуподвале на Молдаванке. Кушать почти нечего. Мама не работала. Я носил свою военную форму. Нечего было одеть. А новое обмундирование чего-то не выдавали. Мама перешила мою старую шинель себе в пальто. В общем, шё сказать? Шёб вы такого не знали! Да… так вот. Пришел я домой, только сел суп кушать. Как сейчас помню. И тут, вестовой. Срочно на работу! Ну, шё делать? Оделся, и с вестовым, в машину. Приехали. Совещание старших офицеров в кабинете начальника управления. Проводить его будет кто-то из Москвы. Зашли, сели. И тут заходит Берия. Представляешь?
– Какой он был?
– Небольшого роста, в очках. Очень властный, движения быстрые. Пустую болтовню сразу пресекал. Если видел, шё кто-то не знает свой вопрос, тут же увольнял. Взял карту Одессы, задал вопросы. Простые, конкретные. Молодец! В общем, к двум часам ночи план был готов. К утру все было готово для его осуществления.
– И что это был за план?
– План был простой. В двух словах он был в том, шёбы очаги бандитов изолировать, а самих бандитов нейтрализовать.
– Это как?
– Ввели войска. Окружили сволочей, и расстреляли. Шёб людям жить не мешали! Причем, шё интересно. Берия был в гуще событий. Не отсиживался в кабинете. Могли, ведь, и подстрелить. А потом, когда его уже арестовали, рассказывали, шё он там плакал на следствии, просил пощады… Брехня! Не верю. Я его видел. Да и вообще… Я тебе вот шё скажу. Только между нами! Я вообще не верю, шё его вот так просто взяли, и арестовали. И тем более, расстреляли. Его голыми руками не возьмешь! Кто там мог организовать заговор? Хрущев? Ой! Я тебя прошу! Посмотри на его лицо, и тебе станет все ясно! Заговорщик… У Хрущева лицо натурального дурака, капризного самодура. Нет? Или возьми Брежнева… Ну, шё можно сказать об этом человеке? А тогда там были, конечно, большие люди: Молотов, Маленков, Жуков. Эти могли заговор устроить.
