– Работать можно без оформления, – пробормотал я, – а жить без прописки на съемной квартире.
– Пусть так, – согласился Боря, – но мобильные телефоны?
– Они оформлены на других лиц, – придумал я.
– К чему такие сложности? – прищурился Борис. – Возникает следующий вопрос: что натворили Лена и Вадим? Почему они прячутся? Возможно, дело не в измене супругам. Есть нечто иное, очень серьезное, что заставило их сбежать, бросить детей, семьи. Что произошло, понятия не имею, зато мне удалось найти женщину, которая беседовала с Натальей. Помните, вы прислали мне запись разговора Варякиной и неизвестной дамы?
– Установили, с кем беседовала Наталья? – восхитился я.
– Это оказалось несложно, учитывая строгую пропускную систему на приватную территорию Фунтова, – улыбнулся Борис. – В тот день к Варякиной приехала машина химчистки мягкой мебели на дому. Сообщила название фирмы «Блеск и красота». В тринадцать десять к шлагбауму подъехала машина, за рулем сидела женщина, она показала удостоверение генерального директора конторы. Данные, как всегда, занесли в компьютер, выдали разрешение. Гранкина Матрона Васильевна. Дальше элементарно. Я ее сразу нашел. Живет в Ракитине.
– Где это? – спросил я.
– За Дмитровом, – уточнил Борис. – Ракитино – деревня, ранее в ней располагался психоневрологический интернат. Скорбное место. В начале девяностых прошлого века несчастные, никому не нужные больные стали умирать. Денег не хватало, финансирование почти прекратилось, работать там никто не хотел, потому что зарплата копеечная. Хорошо, что рядом располагался монастырь. Братия и кормила, и поила убогих, и заботилась о них. Потом Матрона Гранкина стала владелицей приюта. У нее несколько успешных бизнесов. Среди них есть химчистка «Блеск и красота». О женщине в соцсетях отзываются положительно. Несмотря на то что она замужем за очень богатым человеком, сама ворочает мешками денег, ни у кого не повернулся язык очернить даму. Благотворительная столовая для пенсионеров, раздача одежды, лекарств, продуктов. Матрона Васильевна очень много делает для людей. Живет она, как я уже говорил, в Ракитине, там, где родилась. Ее мать в психоневрологическом интернате служила санитаркой, отец там же, он врач. Матрона окончила мединститут, стала психиатром. Если вы сейчас поедете, окажетесь у Гранкиной к вечернему чаю. Она мне сказала, что писатель может приехать в любой день. Хозяйка будет дома, она своими делами дистанционно управляет.
– Значит, представлюсь литератором, – кивнул я.
Борис закрыл ноутбук.
– Очень подходящая для вас роль. Я представился вашим секретарем, сказал: «Иван Павлович задумал написать книгу о судьбе человека, который волею судеб оказался заперт в заведении, где живут люди с нестабильной психикой. У господина Подушкина есть вопросы. Не затруднит ли вас проконсультировать его?» И услышал: «Жду его тогда, когда он сможет приехать». Похоже, Матрона нормальная женщина, безо всякого пафоса.
Я встал.
– Куплю коробку конфет, цветы и поспешу в Ракитино.
– Я изучил «Фейсбук» Гранкиной, – остановил меня Боря, – срезанные цветы дама не любит, шоколад и прочие сладости не ест. Она большая любительница книг, которые выпускает издательство «Глаз».
– Иллюстрированные справочники, – кивнул я, – отличный вкус. Они мне самому нравятся.
– Матрона собирает те, которые выпущены в начале прошлого века, – продолжал Борис, – у нее есть все экземпляры, кроме «Истории хлеба». Я нашел этот том у букиниста Еремина, зарезервировал его на фамилию Подушкин.
– Ты гений, – восхитился я.
– Просто батлер, – скромно отреагировал Борис.
Глава 21
– Господи! – ахнула Матрона, открыв пакет, который я ей протянул. – «История хлеба». Мечта! Иван Павлович, как вы догадались, что я давно ищу эту книгу?
Я стал расшаркиваться.
– После того, как вы любезно согласились встретиться с незнакомым, докучливым литератором, который будет досаждать вам вопросами, я решил доставить вам удовольствие. Сначала хотел привезти шоколад и букет. Стандартный набор вежливого гостя. Но потом догадался посмотреть ваш «Фейсбук».
– Ванечка, ты с детства отличался сообразительностью, – кокетливо произнесла хозяйка.
Я опешил.
– Мы знакомы?
– Так проходит слава мирская. А мы, девочки, наивно верили, что первая любовь никогда не исчезает из памяти, – засмеялась Матрона. – ВДНХ, я в белой кофточке и синей юбке. Ты страшно серьезный, в костюме, белой рубашке, с галстуком. Весь красный. Жарко бедному мальчику, но он нарядился как положено. И я расстаралась, утащила у мамы губную помаду, пудру, румяна. Моника была так хороша, что аж страшно!
От неожиданности я без приглашения плюхнулся в кресло, которое стояло в просторной прихожей.
– Моника?
Хозяйка рассмеялась.
– Ваняша! Когда я только что говорила про твою сообразительность, то не ехидничала. Ты рос чудесным мальчиком, серьезным, всегда ходил с книжкой. В точных науках ничего не понимал, таблицу умножения до десятого класса не выучил.
– До сих пор ее не знаю, – пробормотал я.
– Но на гуманитарной ниве тебе не было равных, – продолжала Гранкина. – У нас с тобой был замечательный тандем. Я решала тебе все контрольные по математике, химии, физике, а ты мне писал сочинения, изложения, доклады по литре и биологии. Ты увлекался анатомией и физиологией, что немного странно, учитывая, что ты собирался в литинститут.
– Было дело, – согласился я, все еще не придя в себя от изумления, – одно время я даже подумывал стать врачом, но потом узнал, что надо на вступительных сдавать химию, и отбросил эту идею. Сейчас могу признаться, что весьма огорчился, когда ко мне в третьем классе посадили за парту новенькую девочку с красивым именем Моника.
Хозяйка улыбнулась.
– Пошли в комнату. Ты по-прежнему любишь ватрушки? Тетя до самой смерти всякий раз, когда пекла булочки с творогом, вынимая из духовки противень, говорила: «Приди сейчас Ваняша, не осталось бы ни одной».
Я смутился.
– У нас дома их не пекли. Тетя? Я думал, Римма… отчество забыл…
– Петровна, – подсказала Моника, – не ты один считал ее моей мамой, а дядю Володю папой. На самом деле они дальние родственники Свинкиных.
– Кто такие Свинкины? – удивился я, входя в просторную гостиную.
Хозяйка села за стол и начала разливать чай.
– Фамилия моих родителей – Свинкины. Отец служил психиатром, он с детства был глубоко верующим человеком, что для советских лет было весьма необычно. Но папа, Василий Глебович, не мыслил жизни без молитв, поэтому решил работать там, где мало кто соглашался, в психоневрологическом интернате. А тот располагался в нескольких зданиях монастыря, очень старого, его посещали Иван Грозный и Петр Первый и другие цари. Обитель построили в тысяча триста шестьдесят первом году, в советское время ее не закрыли, но отняли почти все помещения под интернат, в него свозили больных со всей Москвы и области. Служить там ни медсестры, ни санитары, ни врачи не соглашались. Оклады были копеечные, работы выше крыши, контингент тяжелейший. Опытных врачей туда было не заманить. Работали там в основном монахи, если бы не они, скорее всего, дом призрения мог умереть. А отец мой туда устроился с радостью, работал с полной отдачей, он был счастлив, потому что мог присутствовать на всех службах. Жили мы на территории обители. Я была единственным ребенком среди больных и монахов, читать меня отец Аристарх научил.
