– Вонюсечка, – защебетало в моем ухе, – заинька, котеночек наш сладенький. За аренду своего чудесненького торгового помещения для съемочек фирма «Лучший экомех в мире» с нас ни копеечки не берет. Оплата за счет скрытой рекламы. Надо вам шубенку купить, похвалить, прийти естественно в восторг от прекрасной вещи, расцеловать ее, полюбить, как маму родную.
– Синтетическая ерунда холодная, при морозной погоде в ней колотун проберет, экологическим материал не назовешь, цена отвратительно высокая. Вот правда о так называемом мехе, – высказался я, – и…
– Вонюлечка, – перебило мою речь «ухо», – козленочек миленький, кому нужна на экране правда о жути? Ее народ в метро увидит, когда в вагон впихнется, а там все с такими рожами сидят, словно у каждого секунду назад любимый хомячок копыта отбросил! Нам нужна телеправда!
– Понял, – кивнул я, – но мои моральные принципы не позволяют мне хвалить экомех!
– Иван, – сказал за моей спиной Кэт.
Я обернулся.
– Как поведет себя нормальный мужик, который скопил на новые колеса для машины, а потом сообразил, что жена при виде новой шубы у соседки носом шмыгает? – тихо спросил стилист. – Вы бы как себя повели? Чисто теоретически.
– Махнул бы рукой на колеса и повел супругу в магазин за манто, – ответил я.
– Следующий вопрос, – улыбнулся Кэт, – опять чисто теоретический. Супруга бегает, волнуется, выбирает, говорит: «Ваня, эта совсем жуткая!» Что вы ответите?
Я улыбнулся.
– Да, жуткая.
– А если наоборот? – не утихал Кэт. – «Ваня, какая красивая, очень ее хочу»?
– Конечно, дорогая, она тебе идет, – сказал я. – Зачем с дамой спорить? Пустое это дело, все равно она поступит как хочет, я только зря время потеряю, и скандал получится.
– Вот и ведите себя так, – посоветовал Кэт, – своего мнения не высказывайте, и ок! Вашу матушку и Ирэн я отвлеку, они не помешают.
– Спасибо, Кэт, – от всего сердца сказал я, – с вами хорошо работать.
Дальше съемка покатила без задержки и вскоре закончилась. Я поспешил в кабинку для переодевания, не нашел там стилиста и спросил у Аси:
– Где Кэт?
– Ушел, – ответила та, – увел с собой старушек, за что ему респект от меня. Зачем вам стилист?
– Грим снять, брови, ресницы, – пояснил я.
Ася махнула рукой.
– Просто умоетесь, все само и отвалится.
– Делать нечего, отправлюсь домой цыганом, – вздохнул я.
Кто-то тронул меня за плечо, я обернулся и увидел оператора. Хмурый мужик протянул мне визитку.
– Кэт просил передать.
– Спасибо, – обрадовался я и спрятал карточку в портмоне.
Путь домой занял около часа. Я вошел в квартиру, Демьянка бросилась со всех лап к хозяину, но, оказавшись у моих ног, села, склонила голову набок и завыла.
– Что это с ней? – удивился Борис, который тоже вышел в холл.
– Мой внешний вид настолько хорош, что собака испугалась, – засмеялся я.
Батлер уставился на мое лицо.
– Ничего сверхъестественного нет, это просто макияж, который нанесли для съемок. Он легко смоется.
Я поспешил в ванную, налил в ладонь гель для душа, тщательно растер его по лицу, ополоснулся водой и глянул в зеркало.
Смуглость кожи и туберкулезный румянец исчезли, губы тоже приобрели естественный цвет. Но брови и ресницы остались на месте.
Я взял полотенце и хорошенько протер лоб. Брови не дрогнули. Я попытался подцепить их и оторвать, но Кэт так хорошо приклеил фальшивую красоту, что маневр не удался. Я задумался, потом пошел в столовую и спросил у Бориса:
– Чем можно отклеить «гусениц»?
Батлер призадумался.
– Каким-нибудь растворителем. Я уверен, что он прилагается к упаковке бровей и ресниц. Обычный ацетон не подойдет, им нельзя лицо тереть.
– Готов попробовать, – воскликнул я.
Боря принес бутылку, смочил ватный диск и протянул мне. Я старательно поводил мокрой ватой по бровям. Ноль эффекта.
– Скорее всего, красота рассчитана на пару недель использования, – предположил батлер, – поэтому она устойчива к воде и снимается особым средством. Однако отличное качество! У вас есть контакт визажиста?
– Да, – обрадовался я, – совсем обезумел.
И тут мой телефон издал писк. Я открыл прилетевшее смс. «И.П., посмотрите срочно почту. Э.».
– Странное какое-то сообщение, – удивился я, показывая текст Борису.
Тот немедленно сел у ноутбука и воскликнул:
– Вы знакомы с Элизой Расковой?
– Впервые слышу эти имя-фамилию, – ответил я, – но у меня круг общения большой, возможно, мы встречались.
– Уважаемый Иван Павлович, – начал читать Борис, – помогите вернуть мою сестру Анжелику. Можно мне к вам зайти? Знаю, вы точно поможете. Пожалуйста! Если откажете, я лягу спать под дверью вашего офиса. Умоляю! Стою на коленях!
– Похоже, женщина настроена серьезно, – заметил Борис.
– Мы не беремся одновременно за несколько дел, – напомнил я.
– Давайте просто поговорим с ней, – предложил Боря.
И тут прилетело новое смс: «Я не уйду. Я плачу. Я умираю. Помогите».
– Да уж, – вздохнул я, – вы правы. Надо побеседовать с дамой, а потом мы выясним: либо она не совсем адекватна, или у нее случилось горе, которое заставило ее забыть о правилах приличия. Вот только мой внешний вид…
– Все в порядке, – заверил Борис, – просто густые черные брови и ресницы. Ничего сверхъестественного.
Мы с батлером вышли на улицу, пересекли неширокую проезжую часть и увидели у подъезда дома, где расположено детективное агентство «Ниро», тетушку неопределенных лет. Она бросилась к нам со всех ног.
– Вы пришли! Спасибо! Помогите! Моя сестра Анжелика!
– Давайте поднимемся в офис, – попросил я, – поговорим без спешки.
Элиза бросилась мне на шею.
– Иван Павлович! Родной! Дорогой! Вы мой последний шанс отыскать близкого человека.
Я высвободился из кольца цепких рук и сдержал кашель. От волос клиентки исходил запах духов, весьма неприятный, какой-то медицинский, но почему-то смутно знакомый.
Борис распахнул дверь в подъезд.
– Прошу вас!
Элиза метнулась в дом.
Глава 29
– Мы были очень счастливой семьей, – начала Элиза, – жили в небольшом приморском городке. Мама работала горничной в отеле, папа шофером. А мы с сестрой Анжеликой сопровождали автобусные экскурсии отдыхающих, рассказывали о достопримечательностях, мимо которых группа ехала. На корабликах работали. Иногда нас кто-нибудь индивидуально нанимал. Лика меня на год младше, считай, мы близнецы. И внешне были похожи в молодости. Было лишь одно отличие – у Анжелики шрам на лопатке, его под одеждой не видно. И хорошо, что не заметно, рубец уродливый. Откуда он? Мама нам до восемнадцати лет не позволяла после десяти вечера из дома уходить. Я спокойно к ее приказу относилась, а Лика злилась. Когда сестре исполнилось шестнадцать, у нее любовь с Кириллом вспыхнула, Лика стала тайком по ночам убегать. Вылезет в окно, через забор перемахнет, и гуляй не хочу. Но она всегда в полпятого домой возвращалась. Отец вставал через полчаса на работу, мог что-то заподозрить. Мы в одной комнате жили. Только Лика ускачет, я типа куклу из подушек сделаю, одеялом накрою. Глупые мы были совсем тогда, решили: если родители зайдут ни свет ни заря к нам в спальню, подумают, что старшая спит, с головой накрылась. Но Анжелика всегда к половине пятого была в койке. Я и не волновалась о ней. И вдруг! Из окна шепот: «Элизка, помоги». На часах четыре. Я высунулась в сад. Мамочка родная! Ликуся вся в крови. Она меня увидела, сознание потеряла. Я помчалась к маме. Сестру в больницу отвезли. И что оказалось? Они с Кириллом решили устроиться на пляже, там песок, море шумит. И мягко, и романтика. Да только те, кто у воды день проводит, не всегда бывают аккуратны. Анжелика на спину легла, парень на нее навалился. Кирилл прямо лось здоровенный, вдавил сестру в песок, а в нем «розочка» от бутылки кверху острием закопана оказалась.
