– У нее была шляпка с вуалеткой?
– Да, чуть прикрывающая глаза, – Глясс показал на себе, подставив ладонь козырьком. – Милое украшение скромности.
– А вот это на ней было? – Ванзаров показал брошь.
Глясс принял строгое выражение лица, от которого наверняка дрожали будущие звезды сцены.
– Я уже сообщал вам, что не имею чести знать это украшение.
– Николай Петрович, я спрашиваю о другом: на Карповой эта брошь была? Заметили украшение?
Антрепренеру потребовались раздумья. После чего сделал вывод, что броши не заметил. Ручаться не может, был слишком увлечен голосом.
– Ее убили подлым и жестоким образом, – сказал Ванзаров, исключив криминалистические детали. – Кому это выгодно в вашем театре?
Благородное выражение превратилось в хищную ухмылку.
– Далеко ходить не надо: божественная Отеро – лучший кандидат, – сказал Глясс, щерясь золотым зубом. – Бедняжка наверняка пошла к ней, чтобы услышать мнение о своем таланте. Отеро поняла, что перед ней гений, который сметет всех. И приказала ее убить…
Новая версия выглядела довольно свежо. И забавно.
– Отеро? Зачем звезде убивать какую-то дебютантку?
– Господин Ванзаров, вы не человек театра и не можете понять простую истину: как только Карпова вышла бы на сцену, все эти Отеро и Кавальери полетели бы в мусор. Это не просто талант, а брильянт редчайший! Отеро сразу увидела и приняла меры. Театр полон негодяев, запомните это. Вы знаете, что на этой испанской красотке шесть смертей?
Ванзаров не знал. Глясс пояснил, что, по его сведениям, не менее шести мужчин покончили жизнь самоубийством из-за любви к ней. Включая ее первого антрепренера, который устроил ей славу и был выброшен за ненадобностью. Обо всем широко писала европейская пресса. А газеты он читает.
– Слышали о «даме на подносе»? – Глясс уже не мог остановиться.
Театральные сплетни Ванзаров не слушал.
Вдаваясь в самые пикантные подробности, антрепренер рассказал, будто бы одно важное лицо, о котором даже заикаться нельзя, устроило для узкого круга особое развлечение. На стол ресторана был вынесен поднос, на котором лежала Отеро. Из одежды на ней была газовая ткань, украшенная свежими фруктами. Когда поднос поставили на стол, Отеро вскочила и пустилась в танец, размахивая факелами.
– Можете вообразить себе подобное зрелище? – с негодованием закончил Глясс, невольно облизнувшись.
Подобную тему следовало прекратить.
– Почему же не могла убить, к примеру, Кавальери? – спросил Ванзаров. – У нее Карпова была и получила в подарок золотую бабочку.
Для Глясса это стало новостью.
– Кавальери ее слышала? И что же сказала?
– Посчитала голос слабым и простым…
– Вот вам и ответ! – Глясс победно воздел руку. – Она настолько бездарна, что не смогла отличить великий голос. У нее нет слуха! Вообразите?!
Воображать Ванзарову было некогда. Логика скрежетала и никак не могла справиться с фактами, которые разрывали ее на части.
– Можете припомнить день, когда Карпова приходила к вам?
Глясс задумчиво теребил хорошо выбритый подбородок.
– Это было… В середине мая…
– Позже девятого числа?
– Наверняка.
– Благодарю, вы оказали бесценную помощь розыску…
– Господи сыщик, позвольте и вам один вопрос? – с загадочным видом спросил Глясс.
Что это за вопрос, было известно. Ванзаров позволил его задать и в который раз отчитался, что именно делал ночью с Варламовым. Во избежание кривотолков.
Глясс провожал его со всеми церемониями, крайне довольный собой. Николай Петрович искренне верил, что сыскная полиция в убийстве Карповой может подозревать кого угодно, но только не его. Как же наивны эти люди театра. Логика никого не выпускает из когтей, пока не доберется до виновного. Но знать об этом не полагалось.
Выйдя из гостиницы, Ванзаров проверил счет: двое называли погибшую великой певицей. Двое – почти ничтожеством. Счет был равным. Оставалось добавить очко на чью-то сторону.
20
«Париж» был известен биллиардным залом, в котором сражались лучшие кии столицы, и рестораном. Но все-таки французская под русским соусом кухня была более притягательна, чем звон костяных шаров.
Свобода в гостинице царила полная. У Ванзарова не спросили, кто он такой и зачем хочет побеспокоить великого режиссера. Ему не только назвали номер, но и сообщили, что господин Вронский обедает в ресторане. Только не уточнили с кем. Шесть часов – как раз время начала обедов.
Даму Ванзаров знал по фотографии из коллекции Вронского.
Марианна ля Белль подчеркнуто удивилась, сделав большие глаза, когда усатый наглец без приглашения сел за их стол. Вместо того чтобы выставить нахала, Вронский с напряжением в голосе попросил звездочку оставить их «тет-а-тет». Барышня вздернула носик, и без того вздернутый, и удалилась.
– Что вам еще угодно? – Вронский сжал вилку с ножом, как будто готовился отразить удар.
Ванзаров глянул на заказанный обед: на его вкус, было слишком много овощей и слишком мало мяса. И вино вместо водки. Порочные артистические вкусы.
– Все зависит от вашего благоразумия, – ответил он.
Вронский сглотнул ком.
– Что за намеки? Прошу объясниться…
– Извольте… У меня есть все основания прямо из-за этого стола отвести вас в первый участок Петербургской части и передать в руки пристава Левицкого. А дальше уж он возьмется как следует…
– По какому праву? – пробормотал режиссер. Как видно, попадать в трудные ситуации он не привык. Это не барышень на сцену выводить.
– По фактам покушения на убийство путем причинения телесного ущерба мадемуазель Кавальери. Статья в чистом виде, – последовал ответ.
– Я ничего… Я ни при чем…
– Сбросили на голову итальянской барышне мешок с песком, и в кусты?
– Нет… Нет… Нет… – повторял Вронский, вцепившись в столовые приборы.
На всякий случай Ванзаров выдернул из его онемевших пальцев нож.
– Только факты, – продолжил он. – Рисованный задник закрывал сцену: актрису не видно, только слышно. Чтобы отрезать веревку в нужный момент, требуется знать номер Кавальери: знать, когда она закончит танец и приготовится к вокалу. Вы режиссер, вы знаете постановку. Отрезали, когда надо. Отрезали неумело: поранили внешнюю сторону указательного пальца левой руки. Рана характерная. Получить такую можно, если держать веревку левой рукой и резать под пальцем… И главное: есть свидетель, который заказал вам это покушение…
Вронский вытаращил глаза.
