От соблазна Ванзаров отказался не задумываясь: ему хорошо на своем месте. Не создан он быть начальником. Не всем это дано. Слишком умен и образован. Да и куда девать маевтику с психологикой? Начальнику они ни к чему. Нельзя же бросать бедных сироток.
– Тогда чем же я могу наградить вас, герой?
Её попросили спеть.
Отеро была приятно поражена. Она прочистила горло. А Ванзаров собрал все душевные силы.
Каватина Нормы в исполнении испанки была чудо как… ужасна. Отеро совсем не могла петь сложные оперные партии. То, что у Кавальери выходило чистым ученичеством, здесь казалось уродством. Темпераменту испанки противопоказана трагическая нежность языческой жрицы. Ванзаров мужественно вытерпел такое исполнение и даже смог сказать комплименты.
Ему погрозили пальчиком.
– Вам не понравилось, я вижу, – сказала Отеро, тяжело дыша. – Но вы врете как испанец – умело. Испанцы – мастера вранья. Итальянцам далеко до нас. Вас трудно разоблачить, Азардов…
– Если господин Вронский заглянет к вам, – сказал он, оглядываясь на букеты в углу, – передайте, чтобы не бегал от меня… Это бесполезно.
Отеро приблизилась к нему. Совсем перешла границу приличий. Ее грудь касалась лацкана пиджака.
– А вы что дадите мне, герой? – Голос ее был чувственным. Слишком чувственным.
– Обещаю вам, что двойной бенефис состоится. Мадемуазель Кавальери выйдет в своем отделении. Исход вашего поединка решит публика, – ответил он, чуть отстраняясь. – Только при одном условии: если Кавальери не упадет в открывшийся люк или не порежет ноги на битом стекле…
Они прекрасно друг друга поняли. Отеро коснулась его щеки легким поглаживанием.
– Вы настоящий герой, сеньор Азардов, – сказал она тихо. – С вас бы трагедии писать в манере Шиллера.
Трагедий Ванзарову хватало.
Он еще раз покосился на цветочный угол. Там было тихо и темно. Поцеловав протянутую ручку, он вышел из цветочного ада. И с удовольствием вдохнул запах актерского коридора, пропахшего потом и слезами.
25
Под визг колес пролетка с лихим извозчиком развернулась на Каменноостровском проспекте и встала. Лошади фыркали, но слушались вожжей. Кавальери только сделала шаг к подножке, как с разных сторон к пролетке бросились трое невзрачных господ, до этого мирные прохожие.
Извозчик не успел даже хлыстом махнуть. Его сильно толкнули в бок, он повалился, хватая рукой воздух. Но пал не на мостовую, а в подставленные руки. Тут его легонько уронили затылком, не для боли, а чтоб потерял ориентиры. И пока не очухался, перевернули лицом в землю, завели руки за спину, скрутили локти ремнем и глубоко натянули шапку. Все случилось так быстро, что извозчик начал брыкаться, когда было уже поздно. Он рычал что-то под шапкой и пытался встать, как рыба на берегу пытается добраться до воды. Чтобы утихомирить извозчика, одному из господ пришлось сесть ему на ноги, другой придавил плечи. И все равно пойманный ухитрялся брыкаться. Городовой Халтурин подивился, как складно работают, и отвернулся. Происшествие его не касалось.
Кавальери, будто ничего не замечая, забралась в пролетку, упала на диванчик и закрыла глаза. Слабая женщина предпочла отдаться на волю судьбы. Она так устала от всего, что случилось, что не могла кричать. Только ждала, чем все кончится.
Курочкин подбежал к Ванзарову, который торопливо шел ему навстречу.
– Взяли! – радостно доложил он.
– Без синяков?
– Дело свое знаем.
Лежащий на тротуаре еще боролся, стараясь боднуть затылком сидящего у него на плечах. Но силы оставляли извозчика. Ванзаров подождал, когда он окончательно выдохнется, и приказал поднимать. Двое агентов подхватили стреноженные локти и рывком поставили пойманного на ноги. Тот, как бык, низко опустил голову, готовый к драке.
– Развяжите руки…
Агенты переглянулись: столько сил потратили, чтобы словить, и вот тебе на. Но приказы не обсуждаются. Ремень ослаб и соскользнул. Могучий извозчик встряхнул руки, но шапку с лица не снял. Так и стоял.
– Господа, благодарю за службу… Прошу оставить нас, – сказал Ванзаров, обернувшись к филерам. Курочкин дал им знак. Трое агентов испарились так быстро, будто их и не было. Исчезновение Курочкина никого не могло удивить.
– Здравствуйте, князь, – тихо сказал Ванзаров. – Прошу простить за такое знакомство. Надеюсь, вас не сильно помяли…
Извозчик стянул фетровый колпак. И улыбнулся.
Лицо его было известно не только в высшем свете Петербурга. Сам император Александр III пожелал, чтобы представитель одной из лучших дворянских фамилий России служил в Нижегородском драгунском полку. А юный князь мечтал служить в гвардии. Но раз такова была монаршья воля, он подчинился и служил честно. В высшем свете и вокруг него о князе говорили только хорошее, что уже было редкостью. Не меньшей редкостью была его красота, почти женственная, доставшаяся от предков, среди которых был любовник одной императрицы. О князе Александре Владимировиче Барятинском если и говорили, то только хорошее. Даже тайный роман, о котором знали все, служил поводом скорее для сожалений, чем для сплетен. Состояние князя было безграничным, но и подарки он делал, не считая денег.
– Попался! – сказал князь с такой добротой, что нельзя было подумать ничего дурного ни о нем, ни о его романе. – А вы, наверное, тот замечательный фон Заров, о котором Лина мне все уши прожужжала. Из остзейских баронов?
Чиновнику сыскной полиции пришлось признаться: приставка «фон» не имеет к нему отношения. Он, конечно, из немцев, но давно обрусевших.
– Моя фамилия Ванзаров, – отчетливо проговорил он. – Коллежский секретарь, служу в сыскной полиции.
– И чудесно! – сказал Барятинский, легонько похлопав по плечу. – Знал бы, что такие таланты у Шереметьевского служат, ни за что бы с этим надутым дураком дела не имел… Вы простите за шалость с письмом, ввел вас в хлопоты… Хотел Лине ажиотаж создать…
Сверху пролетки долетел жалобный вздох.
Кавальери молитвенно сложила руки, благо князь стоял к ней спиной. Настоящий рыцарь Ванзаров должен был понять, простить и держать рот на замке. О чем же еще может молить дама, глубоко виноватая?
– В следующий раз, князь, не пишите угрожающие письма таким изящным слогом и не пользуйтесь полковой бумагой…
Барятинский засмеялся и легонько ткнул Ванзарова в плечо. Рука драгуна была тяжела. К счастью, он обладал чувством юмора, что присуще всем неплохим людям. Злые и жадные не умеют шутить.
– Хорошо, что все кончилось…
– Не совсем, князь… Предполагаю, что мадемуазель Кавальери грозит опасность. Далеко не выдуманная.
– Что такое? – спросил Барятинский уже без тени веселья.
– Не имею права раскрывать подробности, – ответил Ванзаров, старательно не замечая знаки, которые ему посылали из пролетки. – Предположу, что на мадам Кавальери будет устроено покушение. Со смертельным исходом.
