Гнев вспыхнул во мне ярким пламенем. Магия хлынула по венам, заплясала на кончиках пальцев, и меня переполнило до краёв лихим диким весельем.
– Чего уставились?! – Мой голос зазвенел по всему залу.
Магия, сплетенная в ювелирное заклятие, разошлась ослепительной волной, испепеляя липкую паутину чужих взглядов, сальные усмешки мужчин, язвительные перешёптывания. Это было не боевое заклинание, но выглядело оно чертовски опасно – и вся толпа отхлынула от меня в ту же секунду. Рядом остался только Дар. Но смотреть на его лицо, наверняка полное самодовольства, было выше моих сил. Я резко развернулась на каблуках и направилась к выходу.
Мои шаги звучали в абсолютной тишине. Все словно замерли, опасаясь привлечь моё внимание. Хм, а это, надо признать, довольно приятно.
И только одному человеку… одному тёмному всё как с гуся вода.
– Триана! – послышался жёсткий оклик.
Чёртов Дар. Конечно же, останавливаться я не стала. Юркнула за дверь – и побежала.
Я даже сама не знала, почему бегу. Точно не от той толпы, что осталась за дверью, сейчас мне, кажется, не страшен даже клубок самых ядовитых гремучих змей.
Сейчас я больше всего боюсь… самой себя. Вернее, того, что почувствовала, когда Дар меня целовал. Чего захотела. Боюсь, что сердце поверит и соскользнёт в пропасть, туда, откуда не возвращаются. И я мчалась так, будто хотела убежать от самой себя. Так, как будто за мной гнались все черти ада.
А они и правда гнались! Вернее один, самый опасный. Дар вовсе не удовлетворился тем, что я сбежала, – он со сверкающими глазами нёсся за мной следом!
Я влетела в узкий коридор. Кажется, он вёл в подсобные помещения, а оттуда можно через чёрный ход выбраться наружу. Но мой план сыграл против меня. Я на миг растерялась, выбирая дорогу, и Дар нагнал меня. Запястье обвили жёсткие горячие пальцы. Я повернулась, хотела крикнуть, чтобы отпустил, но связки не повиновались.
Мы оба замерли, пожирая друг друга глазами. Дар тяжело дышал, но не говорил ни слова. Сердце болезненно ёкнуло. Зачем он бросился за мной? Сказать, чтобы я не воображала себе всякой ерунды? Что тот поцелуй ничего не значит?
Ох… воспоминания ожили, и я как будто снова оказалась в зале, посреди толпы, и Дар снова целовал меня, яростно и ненасытно.
По телу прошла дрожь. В глазах Дара что-то мелькнуло.
Он так ничего и не сказал. Вместо этого схватил меня за плечи, притиснул к стене, и я, не успев закричать, опять почувствовала на губах его губы. Он целовал меня так, словно от этого зависела его жизнь, и, как я ни вырывалась, ничего не могла сделать с этой стальной хваткой. Я даже укусила его, но он этого как будто и не заметил.
Как же я его ненавижу! Последний гад, он подставил меня при всех, сделал мишенью для слухов, не спросив моего мнения, не посоветовавшись. И ох, внутри всё замирало от прикосновения его губ. Я ведь представляла себе раньше, как он целует меня, но никогда не думала, что это будет так. Так чувственно, так остро, так, что словно скручивается всё внутри, будто я несусь на огромной скорости сквозь чёрный туннель. Под этим натиском невозможно сопротивляться, вообще ничего нельзя сделать, и, если бы не стенка, я бы уже давно позорно припечатала задницей пол.
И “перестань”, и “что ты делаешь” пропали непроизнесёнными. Дар словно стремился закрыть мне рот, словно боялся моих слов, и целовал меня ещё жарче, ещё исступлённее. Так, будто хотел этим сказать, как безумно скучал за эти три дня. Как сильно его сердце рвалось ко мне. Я знала, что это всего лишь воображение, но всё равно – казалось, будто именно это он и говорит этими безумными поцелуями.
Дар остановился внезапно. Оторвался от меня, отпустил руки. Я прижала их к груди, а сама смотрела в глаза Дара. Пара долгих мгновений, в тишине коридора лишь наше хриплое дыхание… пара долгих мгновений глаза в глаза. Дар был словно тёмная вода, бездонный омут, я не понимала, о чём он думает, не видела ни радости, ни нежности… по-моему, в его глазах было скорее что-то похожее на страх.
И так, не сказав ни слова, он отвернулся и ушёл. Такой же, как всегда, холодный, высокомерный и недоступный.
Я проводила его взглядом, но сама никак не могла тронуться с места. Поднесла руку к припухшим горячим губам, и сердце снова замерло при воспоминании о силе, с которой Дар целовал меня.
На душе бурлило. Там были и злость, и непонимание, и желание кинуться за ним следом, наброситься с кулаками… и трепетная надежда на… не знаю на что.
Чёртов Дар… зачем я вообще вылечила его тогда в Колизее? Надо было там его и оставить!
Я даже не стала брать в руки учебники и делать вид, что занимаюсь. Кого я могу этим обмануть? Саму себя? Это бесполезно. Я точно знаю, что не разберу ни слова, буду лишь тупо пялиться в книгу на расплывающиеся строчки и разбегающиеся слова.
Вместо этого я, как была, в одежде рухнула на кровать, обхватила себя руками, и из глаз брызнули слезы. А я даже не стала их вытирать. Так и лежала, чувствуя, как они бегут по щекам. Вдруг у меня получится выплакать горький ком, застрявший в груди.
Не знаю, сколько я так пролежала совершенно без мыслей. Знаю только, что за окном успело стемнеть. Но мне было все равно, даже шевелиться не хотелось. Из этого оцепенения вывел короткий стук в дверь, но я и не подумала шевельнуться.
Это точно не Дар, для него моя дверь вовсе не преграда. А никого другого видеть я не желаю. Собственно, и его тоже не желаю.
Стук повторился еще и еще. Видимо, придется встать. Я поднялась, смахнула слезы с лица, посмотрела в зеркало.
Да уж, ну и видок. Впрочем, какая разница, если все дело лишь в том, что меня увидят зареванной и пойдут разговоры, то и черт бы с ним. Одной сплетней больше, одной меньше – какая теперь разница, все равно на ближайшие недели я стану для всех любимым предметом обсуждения.
Я открыла дверь.
– Ну что еще, – прозвучало не слишком вежливо.
И парнишка-первокурсник, который, как выяснилось, стоял за дверью, испуганно вздрогнул и отшатнулся. Прекрасно, ну а теперь можно пугать детей.
– Что ты хочешь? – спросила я уже мягче.
– Я, тут такое дело… – Он нервно крутил в руках бумажку и избегал смотреть мне в глаза. – Дар Фальверт просил передать тебе это.
Он сунул листок мне в руки и тут же испарился.
Первой мыслью было выбросить к чертям эту записку, не читая. Кое-кто, кажется, совершенно обнаглел. Теперь, значит, он даже дойти до меня не может, присылает посыльных.
И действительно, что со мной церемониться! Я уже собиралась испепелить эту бумажку простеньким заклинанием, но почему-то не смогла. Ругнулась про себя и развернула записку. Мне пришлось прочитать ее несколько раз, чтобы уловить смысл.
«Триана, приходи ко мне сейчас, прямо сейчас, умоляю, ты мне очень нужна».
